Христианство в свете этнографии

Безобразие этого культа только теперь выплывает из-под многовекового спуда и встает перед глазами удивленного человечества. И подумать только, что поколения женщин могли благоговейно целовать кусочек истлевшей человеческой падали. Страсть к мощам оказалась настолько сильной, что перекинулась с святых на центральных богов, на Иисуса, на богоматерь, даже на самого отца Саваофа.

Таким образом, в виде мощей являются молоко и регулы блаженной девы Марии, капля пота, пупок и крайняя плоть Иисуса Христа, волос из бороды господа Саваофа и даже палец святого духа; кусочки манны, упавшей с неба; часть косяка того окна, в которое архангел Гавриил вошел, чтоб приветствовать деву, и пр. и пр.

Какая-то болезненная жадность к мощам обуяла человечество, начиная с четвертого века. По смерти какого-нибудь монаха или отшельника, которого соседи рассматривали как святого, немедленно между всеми окрестными селами начиналась ссора за право владения его телом, которая нередко переходила в настоящую битву.

Мощи и чудеса, производимые ими, издавна вызывали соблазны и рождали сомнение. Так, даже относительно чудесных знамений русских святых князей Бориса и Глеба, по словам преподобного Нестора, иные веровали, а другие не веровали, посчитали ложью. Рассказ этот относится к началу XI века.

Во многих языческих религиях, из более культурных, поклонение покойникам принимало отчетливые формы. В Египте, как известно, тела бальзамировались и превращались в мумии, мумии в свою очередь заключались в особые гроба с портретными изображениями. Гроба заключались в саркофаги, саркофаги помещались в особые сооружениях, обставленных с неслыханною роскошью. Недавно разрытое погребение Амен-Хатона превосходит по пышности все позднейшие раки христианских святых и мучеников.

Христианские мощи хранились в раках, в ковчежцах, закрытых и даже запечатанных, и в обычное время были доступны для лобзания только богатым людям, разумеется за плату, но в дни памяти святого мощи его были предоставлены для лобзания всему народу.

Манипуляции с мощами превосходят вероятие. Мощи одного епископа в день пятидесятницы вынимали и сажали на престол во всем их загробном безобразии. Развивается целая доктрина о мощах. Природе вопреки, мощи распознаются, преимущественно, по их запаху, по райскому благоуханию, от них исходящему. Являются даже специалисты, так сказать, по обнюхиванию и разнюхиванию мощей.

Возникают скандальные церковные процессы о поддельных мощах, о поддельном райском запахе, о поддельном истечении мира. В лучшем случае за чудесно истекающее миро принимался продукт жирно-воскового разложения мертвой органической материи.

Мощи Димитрия Солунского, по указанию Никиты Хониата, заливали миром раку и церковь. О главе священномученика Анфима Никомидийского указано, что у ней были чудесные волосы. Они постоянно вырастали и подвергались соответственной стрижке. У одной преподобной отрастали не только волосы, но также и ногти. Ногти ей стригли ежегодно и обрезки продавали верующим.

Мощам ведутся описи и каталоги. Встречаем, например, такую запись:

В Дальней пещере Киево-Печерской лавры имеется сверх исчисленных мощей еще 31 мироточивая глава и одна голень неизвестных святых и часть мощей палестинских, а именно одного из младенцев, Иродом в Вифлееме убиенного.

В течение целых веков мощи являлись самой ценной частью церковной утвари. В случае необходимости мощи продавались и даже отдавались в заклад. При войнах мощи отнимались силой и увозились в область победителей. При частых пожарах мощи, несмотря на свою святость, погорали до тла с прочим церковным добром.

Глава 14. Иконы. Амулеты. Идолы. Знамение креста. Церковная магия

Рядом с мощами надо упомянуть иконы. Трудно сказать, был ли когда-нибудь даже в начале христианства период, свободный от материальной святыни, из фигур и символов, статуй и икон, мистических начертаний геометрических и буквенных. Евангельские рассказы при всем своем видимом иконоборчестве относились к изображениям богов не как к мертвому камню, а скорее как к дьявольскому вмещению, знаменующему бога, но иного, черного и злого, сидящего в бездне. Ибо христианство с самого начала является дуализмом особого типа: оно тоже признает двух богов, доброго и злого, и все оно, можно сказать, наполнено борьбою против злого бога. Но эту борьбу ведет не добрый бог, а сам человек. Добрый бог ему только помогает и притом не особенно действенно, не особенно удачно. Главное содержание легенд и житий состоит в этой непрерывной борьбе со злым началом, с его минутным посрамлением и новыми уловками.

Варнава и Павел в ликаонском городе Листре, когда народ хотел принести жертву идолу Зевса, громогласно говорили: «Мужи, что вы делаете, мы благовествуем вам, чтоб вы обратились от сих ложных богов к богу живому» (Деяния, 14, 14).

Идол есть символ и вмещение ложного бога.