Христианство в свете этнографии

Даже в апокалипсе Иоанна, который проникнут таким революционным духом и связывается с иудейско-христианскою сектою бедных, встречаем неожиданное изложение тонкостей торгового дела, блестящие ювелирные описания, которые могли быть знакомы только человеку, имеющему дело со всеми 12 породами драгоценных камней, описанных у автора. Ювелиры и трапезиты в то время были люди одной и той же профессии.

Иерусалимская коммуна, какая она ни была, продержалась недолго. В этом отношении не столько характерна ужасная сцена гибели Анания с Сапфирой с намеками на их убийство тут же на месте, сколько последующие указания апостола Павла, что на братские трапезы надо приходить поевши. «Собираясь на вечерю, друг друга ждите. А если кто голоден, пусть ест дома» (1 Коринф., 11, 33). Или еще: «Разве у вас нет домов, чтобы есть и пить? Собирайтесь так, чтоб прилично вкушать вечерю господню» (1 Коринф., 11, 22). Таким образом, агапа уже при апостоле Павле стала превращаться из действительной трапезы в символ.

Христианство не отменило семьи, моногамного брака, рождения и воспитания детей. Все эти естественные функции в корне противоречат потребительной складочной коммуне, какая описывается в Деяниях. Производственной коммуны, как указано выше, христианство не создало.

Ессеи, которые имели и общие работы и во всяком случае проводили во всей строгости коммунистическую жизнь, были последовательнее христиан. Они не принимали женщин и не имели рабов. Таким образом и они основали не коммуну, а монастырь. Впрочем, по указанию Иосифа Флавия, был и другой род ессеев, которые делали с женщинами какие-то трехлетние пробы, не ради плотского наслаждения, а ради рождения детей.

Таким образом, христианский коммунизм не имеет ничего общего с натуральным коммунизмом первобытных народов. Это создание культуры, рожденное в городе, построенное заново из элементов смещенных, потерявших свои корни в естественной почве.

Первобытный коммунизм не знает города. Это создание самой природы, вскормленное лесом или полем, где-нибудь на глухом берегу реки. К нему нельзя даже применить обычного анализа и спрашивать, является ли он производительным или потребительным. Ибо он является и тем и другим, общим проявлением коллективной экономической жизни, когда все члены маленькой общины живут вместе, работают и празднуют по годовому циклу у всех на виду, устраивают в общине индивидуальные браки, союзы молодежи, мужчин и пр. Все это вырастает само собой, помимо воли участников. Если происходят перемены, они их не сознают и не замечают.

Ранний христианский коммунизм, также как ессейско-палестинский, египетско-терапевтический, эллинско-пифагорейский, открывает начало социально-экономических настроений, проходящих под контролем сознания, стремительных и сильных, но сравнительно непрочных, умирающих и снова воскресающих. Этот ряд продолжается такими же попытками средневековых сект, американскими религиозными коммунами, например, шекерами и перфекционистами, коммунами утопических социалистов, как «Икария» Кабе, наконец, новейшими коммунами, столь изобильно выросшими в потоке российской революции, особенно на юге.

Вятская коммуна «Безбожник», основанная бывшими хлыстами, и кубанская коммуна «Прямой Путь», основанная такими же безбожниками молоканами, несмотря на безбожие свое, являются продолжениями длинного ряда коммун, который начался от ессеев.

Все эти коммуны, между прочим, неизменно натыкаются на брак и семью и часто не знают, как с ними справиться. Шекеры, например, в XIX веке ввели полное безбрачие не хуже ессеев, хотя и состояли из мужчин и женщин. В результате они разбогатели, а потом вымерли.

Перфекционисты, иначе библейская коммуна, в штате Нью-Йорк на реке Онеида, пошли по другому пути и пытались ввести общность жен и детей. Но вмешательство толпы, грозившей судом Линча, и потом вмешательство властей уничтожило эту форму коммунизма. После того общины перфекционистов пошли к распадению и стали постепенно обращаться в артельный поселок.

По отношению к рабам христианство заняло сразу весьма консервативное положение. Евангелие изобилует утверждениями рабства, которые были использованы рабовладельцами всех стран, разумеется, христианских. В этом отношении апостолы Павел и Петр в посланиях своих отстали от Моисеева законодательства, которое относилось с решительным неодобрением к рабству единоверцев.

«Слуги, повинуйтесь со всяким страхом господам, не только кротким, но и несправедливым» (1 Петр., 2, 18).

«Рабы, которые имеют господами верующих, не должны обращаться с ними небрежно, но тем более должны служить им» (1 Павла к Тимофею, 6, 2).

Недвусмысленное и драгоценное свидетельство. У верующих христиан были рабы христиане. Правда, христианство стремилось к смягчению участи рабов, особенно в первые века, и рекомендовало отпускать их на волю. Но римская культура в эпоху императоров и помимо христианства выделяла из своих миллионов рабов тысячи вольноотпущенных, которые, в конце концов, заполнили Рим и поглотили все другие низшие классы.