Христофор Колумб

В Теночтитлане царила большая тревога: владыка Попокатепетль зевал, изрыгая пламя, и жутко было по ночам наблюдать над горою подымавшийся к звездам столб дыма и блуждающее зарево, то появлявшееся на зубчатых стенах пуэбло[30], то исчезавшее. Что такое случилось с дымокуром Попокатепетлем, который, сколько могли припомнить жрецы и другие здравомыслящие люди, всегда мирно покуривал в небо, за что и получил свое имя? Теперь он извергал днем черные клубы дыма, сверкал молниями и окутывался чадом, а по ночам пускал пузыри огненной лавы, так что даже сидевшие по своим углам жители Теночтитлана видели блики зарева у себя на дверях и на потолке и не могли уснуть. Попокатепетль словно давал представление: выпускал из своей круглой пасти чудовищные кольца дыма, и они затем медленно укладывались на его вершине – по ночам словно освещенные изнутри. Вулкан как будто венчал себя огненными венцами, которые держались у него на макушке, в то время как вокруг чела его обвивались змеями молнии. Или это он гневался на звезды? Какие огненные планы роились в его голове? Люди попроще подумывали, что Попокатепетль попросту поссорился со своею супругою Ицтаккикуатль – соседнею горою с белоснежной головой, оттого и бушевал, рычал и весь сотрясался, рождая громовые раскаты; обыватели стараются всегда и всему подыскать объяснения из узкого круга собственного опыта. Вдобавок, глядя на жрецов, люди не могли не заметить, что те бледны и потрясены, а нововведения в религиозных обрядах показали всем, что дела обстоят совсем неблагополучно.

Вначале жрецы усердно применяли старинное испытанное средство примирения с разгневанным божеством: раскуривали с горой трубку мира! Простая и неоспоримая логика диктовала священнодействие, граничившее с правовым актом: люди на земле курили вместе с божеством, и до тех пор, пока они на земле курили умеренно, должен был курить умеренно и великий дух в небесах; это был почти уговор, соглашение, и гора до самого последнего времени не нарушала его. Жрецы в полном составе, с первосвященником во главе, подымались на верхние террасы своих храмов и курили на виду у Попокатепетля; чем больше было народу, тем скорее можно было напомнить горе о договоре; они пускали дым кверху и махали каменными трубками: дескать, гляди, здесь дым мирный, здесь помнят свои обязательства! Но все было тщетно. И вот, когда и трубка мира не помогла, все поняли, что мир нарушен. И тогда не оставалось ничего другого, как прибегнуть к кровавым жертвоприношениям. Попокатепетль пылал красным огнем, и сотни алтарей у его подножия в Теночтитлане пылали красными огнями.

Сама природа была храмом ацтеков, а боги были символами их поклонения этой природе; все представления первобытного человека, как и ребенка, проистекают из священного уподобления. Мексиканец жил как бы на вершине гигантского храма, воздвигнутого самою природой – на плоскогорье, высоко над равниной; подножие этого храма упиралось в тропики, а террасы его, подымаясь ввысь, проходили постепенно все пояса растительности; над плоскогорьем, в разреженном воздухе, стихии кондора на родине алоэ и кактусов, высились многочисленные и мощные вулканы, горы на горе или сами боги, обитающие на высотах по представлению наивно мудрого дикаря, сливавшегося с могучей природой, поклонявшегося ей; так рождались в его уме образы, облекавшиеся в божественную форму; так создавался храм ацтеков.

Он представлял собой высокое сооружение без внутренних покоев, состоявшее из террас и площадок со ступенями, обнесенное стеной; прежде по этим ступеням поднимался весь народ, теперь одни жрецы. На платформе самой верхней пирамиды возвышались две башни, в которых находились изображения богов. Перед башнями пылали неугасимым огнем два алтаря; на всех террасах тоже были воздвигнуты алтари, и в общем более шестисот огней пылало денно и нощно над глиняными кровлями пуэбло в долине Теночтитлана, а между двумя главными алтарями стоял жертвенный камень. Весь храм в постройке своей являлся подражанием природе – строению плоскогорья; религиозные обряды совершались под открытым небом у всех на виду, как бы на самой горе, во всяком случае на ее подобии, и это подобие самого Попокатепетля Великого, хотя и сооруженное людьми, само по себе обладало могуществом, как всякое подобие божества.

И раз волновался Попокатепетль, волнение передавалось всему городу. Дурные предзнаменования предшествовали пробуждению горы: за несколько лет перед тем большое соленое озеро Теночтитлана без всяких видимых причин вышло из берегов, – не было ни бури, ни землетрясения, – и смыло большую часть пуэбло; наблюдалось появление комет, сгорела одна из башен главного храма от самовоспламенения, – во всем был виден перст божества! И наконец, совсем недавно, на востоке показалось небесное знамение, подобное огненной пирамиде, увенчанной звездами: несомненно с востока надвигались важные события или же близился конец мира. Необходимо было умилостивить богов и, если возможно, изменить их настроение соответствующими дарами.