Христолюди

У древнего человека было достаточно сил и жизнестойкости, чтобы выжить в этой борьбе, понять кое-какие идеи, воплотить их в орудия из дерева, камня, кости, защититься от первого натиска стихий. Но к созиданию и преображению природы он мог прийти тоже только через понимание и наблюдение. Для этого требовалось не противостояние. Человек должен был почувствовать себя заодно с природой, увидеть в ней не противника, а союзника, во всяком случае партнера… то же предстоит и нам. Осознанная любовь к своему народу не соединима с ненавистью к другим. Любя свой народ, свою семью, скорее будешь любить другие народы, другие семьи и людей, пусть даже они отличаются от тебя, от твоего народа. Даже если они отклонения. В каждом человеке существует общая настроенность на ненависть или на любовь, на отъединение себя от других или на признание чужого — не всякого чужого, конечно, а лучшего в чужом, не отделимая от умения заметить это лучшее. В этом сила людей, которая позволит им пройти через вселенную. Эта сила напомнит нам нашу собственную забытую историю, шаг за шагом проведет по ней и покажет, что не войны, не страх и ненависть, а дружба, сотрудничество с окружающим миром и взаимопонимание позволят нам выстоять, вырасти и найти свой путь в трудных коридорах времени — путь, который сейчас еще далек от своего конца, и от которого, возможно, зависит нечто большее, чем сохранение жизни на нашей родной планете…»

Читая, я начинал видеть наш мир, свои поступки, поведение дяди Акселя, моего отца и других в совсем ином свете. Мне было горько, что я тратил и трачу свои способности исключительно на приспособленчество, что не понимал этого раньше. Досадовал, что дядя Аксель дал мне прочесть это только теперь, хотя осознавал, что раньше я не был достаточно зрел, чтобы сделать правильные выводы из прочитанного и мог бы наделать массу глупостей. Во мне рождалось что-то новое и прекрасное. Ясно, что немедленно за чтением я не стал бы другим, но книги вкладывали в меня все то, что рано или поздно, после беспощадных раздумий, поставило бы меня в ряды искателей и борцов за человечность, рядом с Мортеном и его товарищами.

Я продолжал читать про события во время Наказания…

«… Одновременно сползали с гор ледники, сокрушая отмеченные на картах леса, деревни, церкви, погребая пашни, дороги, перевалы. Лежали мертвые на осклизлой, растоптанной, мокрой земле, в грязи, в налитых водой колеях, в наполненных грязной жижей кюветах у дороги. В это время на равнинах и в горах поднимался уровень озер, затапливая пойму и берега, поднимался уровень внутренних морей, наступавших на стены прибрежных городов, выгонявших из нор животных и змей, от которых людям приходилось спасаться как и от волн. А в местах, где зона демонстрировала свою мощь, растрескавшиеся такыры пересыхающих озер наполнялись „живым туманом“. Жители гор опускались в предгорья, а понизившийся уровень мирового океана открывал для человека очередную плоскость морской террасы. И в это же время в лесной зоне под ударами ядерных устройств, торфяники наполнялись влагой, выросший было на них лес погибал, и мягкий мохнатый торф из круглых озер обволакивал пни и остатки деревень аборигенов…

Так продолжалось недолго…

Перемена наступала незаметно. Она начинала ощущаться много позже того, как невидимый маятник достигал определенного ему предела и начинал с усилием продираться назад сквозь вязкое, тормозящее его ход пространство времени. Только благодаря подвигу Кандида, понявшего и остановившего „Часы жизни“, сила зоны была подорвана. Переход к противоположному состоянию совершался долго. Он походил на планомерное, медленное наступление невидимых армий, выпивающих степные ручейки, озера, чуть ли не вдвое сокращавших обширные водоемы, понижавших уровень грунтовых вод, иссушавших материки и загонявших вверх, к бесплодным каменным вершинам, горные ледники. Горели леса, дымились высохшие торфяники в зоне, пересыхали степи, в воздухе носилась радиоактивная пыль и серые хлопья „живого тумана“.

Если период военных действий был короток, энергичен и катастрофичен на морях бушевали штормы, гигантские приливные волны обрушивались на берега, — „всемирные потопы“ погребали под слоями „сосущего ила“ города, которые еще не были уничтожены атомной атакой, сверкающие глетчеры обрушивались в долины хаосом ледяных глыб и оползнями, — то засушливая фаза агонии зоны подкрадывалась исподволь. Она обманывала временным увеличением дождливых дней, порою общим похолоданием, туманами. Тогда казалось, что Странники вернулись. А между тем, год от году иссякали источники, и земля, принимающая всезатопляющий ливень, оказывалась вскоре сухой, растрескавшейся и обнаженной.