Христос был женщиной

Чо не открывают-то?

Звонок не работает?

С силой вдавленная кнопка выдает искру, секунда – и газовый генератор (его давно надо было чинить, сегодня вроде собирались…) оглушительно взрывается. Перекрытия, которые не укреплялись с начала прошлого века, летят в тартарары. Разносит весь подъезд.

Страховая компания потом затянет платежи, а в самом начале кризиса лопнет, как банк «Меркурий» и многое другое.

Но все ушедшие успели побыть счастливыми.

Не так ли и вы?..

Распря Лина

– Ну и чего хочет автор сказать этим художественным произведением?

Зощенковский вопрос задает Воронин. Поставил локоть на стол, подбородок уложил в лунку ладони… Бликуют два перстня, охватывающие средний и указательный пальцы правой руки. Граненое серебро или даже платина? Дьяволом окольцован…

В довольно-таки оторопелой тишине звучит его нарочито нейтральная интонация, но Лине видно, что внутри у него вскипело. Не терпят писатели даже такой самодеятельной конкуренции… Борется Эрик за первенство.

Вспомнилось, как укололась о бородку, когда губами промокала капельки пота с жилки, бьющейся на его виске. Уже лежал рядом. Лобастая голова откинулась на подушку, глаза открылись, но смотрят еще куда-то в глубь себя, и губы выдают сокровенное, прочитанное там, внутри: «Правильно говорил Бродский, надо все время вести оборонительные и наступательные бои: места наверху мало». Такой у него был знак близости: говорю при тебе то, что думаю. Не опасаясь, что предашь…

Но думал только о себе…

Лина наконец-то сбрасывает противное напряжение, которое парализует ее в присутствии бывшего друга.

Всегда.

Навсегда?..

Скованность возникает из ничего, помимо воли, слабеющей при встрече с Эриком, при любом пересечении – и ожидаемом, и непредвиденном.

Давно была их история, но, черт возьми!.. Каждый раз ускользает, что… сердце в Вас – только ночник, не звезда! Я забыла об этом!

Больше года не виделись, вроде успокоилась… Но вот он обнимает и целует в щеку – пронзает своим электричеством, которое не заземляет даже присутствие соглядатаев – хоть мужа, хоть подруги, хоть вообще посторонних, кто совсем не в теме.

Правда, «посторонние» для Эрика – понятие относительное. Шокировало, когда он вот так же поцеловал и приобнял землистую мымру, министерскую чиновницу небольшого ранга, которую как-то давно походя, без личного отношения припечатал: «Она как пустое ведро – чем заполнишь, то и гремит. Зато звучно, всем слышно». Обозвал так во время дружбы с Линой, а обнимался, когда она уже год как изучала – без успеха – науку расставания. И хоть эти двое обоюдно «тыкали» (Лина подслушала), интимность была явно делового свойства: Эрик реально предпочитал «плюфрешек» – тех, что посвежее. А тетка та что-то ему оформляла. И все равно Лину тогда укололо.

И сейчас приходится напрячься, чтобы не утонуть в «чуйствах»…

Лина осматривается. Кто сидит, потупив взгляд, кто разглядывает фрагмент стены, выложенный глазурованной разноцветной плиткой… Копия картины Матисса… Узнанная или нет – все равно притягивает взгляд.

– Кристина притча – это эпиграф к объявленной теме. Образцовый постмодернизм, – включается Ева. Знает, что пауза – как вино: передержишь – скиснет. – Маргинальная форма переселилась в центр. Будет видно впоследствии: одноразово или наподольше. Мы не станем рвать на части сочный кусок прозы, прочитанный нам. У меня внутри – звенит…

Ева бросилась на амбразуру.

Грамотно поступает.

Всякое новое нуждается в защите. Новичков бьют, новаторам ставят в пример их классические вещи… Инстинктивно, а не по злому умыслу часто затаптывает новизну тот, кто по жизни никак не связан с ее источником. Родственность, дружество – любая соотнесенность с производителем новизны помогает хотя бы задуматься над свежатинкой, а не отвергать ее с порога.

Везет Кристе…

– Доскональное разбирательство претит справедливости…

Вот и Матюша подает голос за Еву. Значит, и за Кристу, с которой та объединилась. Только ли на этот вечер?

– Пустые разговоры нарушают Путь, – подхватывает Криста.

Как ласково, как благодарно она посмотрела на Матюшу… И он…

– Олени считаются благородными животными потому, что, когда находят пищу, сзывают друг друга криком. И считать их просто зверьем совершенно непозволительно! – выпаливает Криста и, словно испугавшись своего порыва, надвигает на глаза козырек бейсболки.

– Ну, пинг-понг устроили… Конфуций вместо мячика… – притворно сердится Ева.

Явно же довольна, явно гордится своей протеже.

Лина сосредоточивается. На лице удерживает маску, изображающую полное внимание и понимание, а на самом деле нисколько не следит за дискуссией. Говорят умно и рьяно, и на этом фоне хорошо думается о своем. То есть процесс мышления идет легко, но ни к чему хорошему он как раз и не приводит.

При чем тут я?

Уеду снова – и опять про меня никто не вспомнит. Ни один…

Игумнов записал в свои ряды, для счету… а дальше что?