Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Я хотел бы предложить здесь совсем другой путь, безумный, фантастический, невероятный. Но я попытаюсь также показать, что это и есть подлинное христианство, и что оно-то, на самом деле, и укоренено в традиции. И тут вдруг открывается ошеломляющая перспектива, совершенно невозможная еще в начале прошлого века: навстречу такому мистическому видению выходит современная наука, и встреча эта тоже удивительна.

Глава I. Спасение, врученное нам извне: в христианстве

Сначала рассмотрим, как проявляется такое течение мысли в христианстве, и в частности, в традиции католицизма. Речь здесь, конечно, пойдет с позиций критики такого направления мысли. И было бы несправедливостью свести к нему всю католическую традицию. Чтобы убедиться в такой несводимости, достаточно будет вспомнить об одной-единственной книге – «О подражании Христу»[5], совершенно мистическом сочинении, настоятельно призывающем к личному обращению. Но дело в том, что вышеозначенное направление мысли все же настойчиво присутствует в той же самой Церкви и нанесло ей немало ущерба. И это одна из причин того ожесточенного отворачивания от Церкви, свидетелями которого мы сегодня являемся. Рассмотрим здесь ряд кратких примеров.

Есть несколько обрядов и молитв, которые, как кажется, должны непосредственно воздействовать на сердце Господа, освобождая тем самым грешника от необходимости обращения.

1. Молитва за других

Красивая проповедь

Помнится, однажды мне довелось услышать проповедь, которая является лучшей иллюстрацией к такому направлению мысли. Это было в Гренобле, на мессе, на которой я проходил конфирмацию. Произнес эту проповедь один из священников, служивших при лицее Шамполион, где я был тогда школьником. Этот священник отличался силой мысли и широким культурным кругозором, за что по праву пользовался всеобщим уважением. Уже тогда манера обращения к нам наших священников была напрямую связана с их предчувствием, почти знанием, что по окончании этой торжественной церемонии они нас больше уже не увидят; а если и увидят, то еще всего лишь несколько раз, по случаю других торжественных событий в наших жизнях: на венчании, на крещении наших детей, и, наконец, когда придет наш момент отдать душу Богу, на отпевании. Вот поэтому-то проповедь эта и звучала так похоже на прощание, а проповедник словно пытался, пользуясь случаем, дать нам как бы последнее наставление, аккумулировать в ней все те мысли, которыми мы бы могли затем руководствоваться в наших жизнях, и даже, может быть, когда-нибудь позже, в момент отчаяния и беды или же в последние мгновения жизни, мы смогли бы, вспомнив эти слова, найти путь к Богу. Он пытался нас убедить, что, даже если мы все забросили, не молились, не ходили в церковь, не участвовали в Таинствах, даже если мы вели жизнь неисправимых грешников, то даже тогда еще не все потеряно.

Итак, наш священник именно в такой перспективе говорил нам о милосердии Божием. Но, чтобы надежнее выйти к такому милосердию, он советовал нам прибегнуть к посредничеству Богородицы, Пречистой Девы Марии. И объяснил он это тем, что Бога, несмотря на всю Его любовь, все же удерживает Его же справедливость. Ведь Он отвечает за мировой порядок, поэтому, несмотря на любовь, Он не может прощать так, как Ему бы того хотелось. Мария же, наоборот, такой ответственностью не наделена, вот поэтому-то Богородица, говорил нам проповедник, может уступить движению собственного сердца и стать нашим ходатаем и адвокатом без всяких оглядок. Она обратится с ходатайством к своему Сыну, и Тот не сможет Ей отказать, как это уже было на брачном пире в Канне Галилейской. И поскольку Христос и сам Бог, то Богу-Отцу ничего другого не останется, как подтвердить Его решение, вот все и получится.

Конечно, последняя фраза звучала не так. Все было сказано гораздо тоньше и лучше, более благородным языком. Но, в конце концов, все сводилось к тому же. Я помню, что эта проповедь вызвала у всех очень живую реакцию. Выходя из церкви, «верные», то есть главным образом родители учеников, оживленно о ней спорили. Многим было не по себе от идеи Бога, который оказывается в тюрьме у собственной справедливости, тогда как одно из Его творений, пусть даже лучшее и чистейшее из всех, способно любить как бы больше Его самого, да еще и припереть Его этой любовью к стенке.

Что же это за Бог, который умеет прощать лишь по ходатайству Матери своего Сына? Либо Он вообще не умеет прощать, и тогда уже ничто не заставит Его изменить решение, либо Он все же прощать умеет, но тогда нет никакой надобности в том, чтобы кто-то смягчил Ему сердце.