Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Ту же самую мысль, хоть и выраженную совсем другим языком, мы находим у великого персидского мистика, которого я уже цитировал здесь, Фаридуддина Аттара. Речь идет о его знаменитой поэме «Беседа птиц». Птицы, как в известной басне Лафонтена, хотят, чтобы ими правил царь. И тогда удод объясняет всем, что законный царь у них, на самом деле, уже есть: это Симург. «Он рядом с нами, это мы отдалились от него». Удод знает, как до него добраться, но не сможет сделать это один. И тогда все птицы объединяются, чтобы вместе отправиться на поиски. Некоторые из них, правда, тут же находят какой-нибудь предлог, чтобы остаться и не пускаться в путь. Другие смело бросаются, но трудности и препятствия на пути столь многочисленны, что лишь немногим удается продержаться до конца: только тридцати. Тридцать птиц по-персидски как раз и будет: симург. И, увидев Симурга в зеркале, они вдруг с удивлением обнаружили, что сами как раз и стали тем Симургом, которому пришли поклониться как царю.

Заключение

Я смог здесь лишь бегло коснуться того удивительного созвучия, которое мы находим в крупнейших религиях по вопросу о последней цели нашей будущей эволюции в грядущих мирах. Всерьез это должно было бы стать, как я уже говорил, предметом отдельного серьезного исследования. Тогда как в этой книге, которую вы скоро закроете, мне хотелось показать, что в вопросе о механизме нашего спасения, нашего восхождения к Богу, христианство нашло абсолютно оригинальное решение, такое, какого больше не найти ни в одной из великого множества религий. И связано это с его уникальной и совершенно фантастической верой в Воплощение Бога, в то, что Бог стал человеком: это все переворачивает с ног на голову. Каждый человек, все люди вовлечены тогда в это дело спасения, и я надеюсь, что мне удалось это показать. Но верно тут и то, что без такого осознания единства человеческого рода во Христе остальные религии просто не могут сполна выбраться из уже отмеченного мною тупика: либо спасение без подлинного обращения, либо спасение своими силами, когда каждый только сам за себя.

Я знаю, что сегодня многим кажется, что справедливее было бы рассматривать христианство на одном уровне со всеми остальными религиями, а Христа считать просто одним из основателей религий, как Конфуция, Будду или Магомета. Для многих это оказывается лазейкой, чтобы ускользнуть от чрезмерно требовательной религии. Для других – возможность провозгласить новых мессий и пророков: долой все Откровения прошлого! они устарели, а мы входим нынче в новую эру, где каждый сможет, наконец, свободно изобрести все, что душе угодно, а коли будет такая возможность, то и выгодно продать плоды собственного изобретения.

Вот только, к сожалению, в нагромождениях всех этих новых откровений я что-то не вижу того, что на самом деле можно бы назвать подлинной духовностью. А сколько тут новых учителей и проповедников! И сколько полных энтузиазма речей, и все о том, что в лучшем случае окажется лишь подготовкой и подступом, очень далеким, к подлинной духовной жизни.

Я знаю также, что христиане сегодня часто страдают так называемым комплексом толерантности. Они не осмеливаются всерьез говорить о своей вере, потому что боятся выглядеть, как нетерпимые завоеватели прошлого, как колонизаторы, которых сегодня все ненавидят. Ведь миссионеры слишком долго были связаны с властью, несшей завоевание и подавление. Желание говорить о любви Христовой может показаться сегодня нетолерантным и чересчур дерзким. Это, скажут, еще один способ насаждения в мире «западной» модели.

Но рассуждать так – значит забывать о том, что изначально Христос столь же чужд нашей культуре, как и культуре жителей Индии или Китая.

Он родился не в варварской деревушке «непокорных галлов», и уж тем более не принадлежал к той греко-латинской культуре, из которой и выросла вся наша европейская культура. Он пришел к нам с Востока, появившись в той, возвестившей и подготовившей Его приход традиции, которая с нашей не имеет ничего общего. И если мы возвещаем о Христи, это ведь еще не значит, что мы пытаемся кому-то навязать свой образ мыслей и ценности; тем более что те ценности, которые стали сегодня самыми распространенными, часто уже не имеют с христианством ничего общего.

Итак, отбросим свои комплексы и мысли о колонизации и колониях. Христос никому не принадлежит. Он выше всех наших разделений на расы, языки, культуры, и даже Церкви. Церкви – это еще не Христос. Их преступления, ошибки, заблуждения и слабости еще не повод растерять и утратить данное нам потрясающее, неслыханное прежде Откровение о любви Бога.

В качестве заключения мне хотелось бы просто привести те слова, которые Христос сказал Юлиане Норвичской, английской монахине-затворнице, о которой я вам уже говорил. Эти слова смело можно отнести к одному из последних откровений Бога, данных Им тварному миру. Когда пятнадцать лет спустя Юлиана размышляла о смысле этих слов, Христос сказал ей: