Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой… не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед… Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как его били…
До рассвета Он [Иисус] был предан под стражу, потому что только днем в Лискат-Гаггацциф, или зале суда, только полным одобрением синедриона Он мог быть законным образом осужден на смерть. Но так как с этого времени на Него глядели уже как на личность, над которой можно было издеваться безнаказанно, то Его повлекли через двор до караульни, осыпая проклятиями, ударами, в нанесении которых участвовала, может быть, не одна только дворня, но и озлобленные саддукеи.
…Господь, бывший среди стражи на дворе, обратился в ту сторону, где находился Симон-Петр (и где по причине спора произошел шум) и посмотрел на него пристально… Петр при всем замешательстве своем, заметил это; взор Учителя и Господа проник в его сердце. Казалось, он снова слышит роковое предсказание: «прежде, чем пропоет петух, ты отречешься от Меня три раза».
Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В Евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания…
Св. Климент, ученик ап. Петра, повествует, что он всю жизнь при полуночном пении петуха становился на колени и, обливаясь слезами, каялся в своем отречении… По сказанию Никифора Каллиста (средневековый автор «Церковной истории». —
Что же касается до того, что псевдокритики позволяют себе называть все событие исторически неверным, потому что не допускают возможности существования в Иерусалиме петуха, как птицы, считавшейся у евреев нечистою: то, с одной стороны, петух мог принадлежать кому-либо из римлян, живущих в Антониевой башне, с другой, помещенная в Талмуде история о петухе, заклевавшем ребенка и побитом за то камнями, удостоверяет, что птица эта держалась и у иудеев. Но так как все эти предположения досужих критиков извлекаются из Талмуда, этого устарелого памятника литературы, лишенного всякой исторической достоверности и наполненного всевозможными противоречиями, то возражения на подобные нелепости можно делать единственно только из снисхождения…
…Правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле.
ИИСУС НА СУДЕ КАИАФЫ (второй суд церкви лукавствующих)
Анна послал Иисуса связанного к Кайафе ночью на заседание синедриона, который всегда, как мы уже видели из прочитанного отрывка Мишны, должен был начинать свой суд днем, а не ночью.
Связанного Иисуса Христа Анна послал к Каиафе, может быть только в другое отделение архиерейского дворца…
Чтобы из дома Анны попасть в дом Каиафы, расположенный к западу, нужно было выйти из города Сионскими воротами и сделать довольно большой круг; но когда прибудешь туда, то сразу видишь, что, в действительности, оба эти дома находились в близком соседстве между собой и отделялись только садом или двором, на котором впоследствии построены были стены теперешнего Иерусалима.
Насколько мы из разных рассказов можем составить себе понятие о дворце, занимаемом одновременно Анной… и Каиафой… в Иерусалиме, то он, по-видимому, выстроен был четырехугольником с внутренним двором, куда входили через арку или по лестнице. В глубине дворца находилась зала, где собирался синедрион и куда вела лестница в несколько ступеней.
Дом Каиафы превращен теперь в часовню и принадлежит армянам. Алтарь сделан из грубого беловатого камня, часть которого можно видеть с двух сторон и сзади, и который, будто бы, был камнем св. Гроба. Справа на клиросе есть маленькое углубление, где, по преданию, и был схвачен Спаситель. В центре монастыря есть небольшой двор. Там именно, по преданию, находился ап. Петр, когда производился суд над его Учителем и когда он трижды отрекся от Него.
...С другой стороны, древнее, доселе сохранившееся в Иерусалиме, предание, говорит, что дом Анана лежал на пути к Каиафе, так что страже, ведшей Иисуса, ничего не стоило доставить ему удовольствие — первому увидеть пред собой связанным Того, Кто недавно еще казался всему синедриону недосягаемым.