Христоверы

– Эй, сестра, о чём это ты? – вскинула удивлённо брови Мария.

– О свальном грехе, вот о чём, – заливаясь краской, ответила Евдокия. – Я не хочу после радений в чьих-то мерзких объятиях в общей куче валяться. Я по-другому хочу – в чистой кровати, с мужем, Богом данным.

– Э-э-эх, дурёха, – вздохнула Мария. – Радуйся тому, чего есть. Богатый купец завсегда сто сот стоит. Ты вон на Нюрку глянь Крупнову, на Глашку Безрукову, а ещё на Соньку Рябову, на Пистемею Котову. Все они к купцам на радения ходят, и… Ты только погляди на них? Цветут и пахнут!

– А я не хочу, как они, – упрямо твердила Евдокия. – Я хочу…

Откуда-то со двора послышался голос «духовного мужа» Марии Никодима.

– Марья, где ты?

– Ой, мне пора, – заторопилась сестра, а Евдокия с унылым видом пошла в дом.

15

Гавриил Семёнович Лопырёв ужинал в полном одиночестве: жена лечилась в психиатрической больнице, а сын Влас где-то веселился и «бражничал».

Закончив есть, он тщательно вытер рот салфеткой и бросил её в тарелку. В столовую вошёл слуга.

– Чего тебе, Демид? – строго спросил Лопырёв. – Ну? Говори, с чем пожаловал.

– Да там Иван Ильич в дверь стучится, – ответил слуга. – Что делать прикажете?

– Гм-м-м, принесла нелёгкая, – поморщился Лопырёв. – Ладно, впусти, Демид, друга моего закадычного.

Появившийся Сафронов прошёл к столу и уселся напротив хозяина дома.

– Чаю не желаешь? – слащаво улыбаясь, предложил Лопырёв. – Извини, что выпить не предлагаю.

– Я не чаи гонять, а поговорить пришёл, – отказался Сафронов. Грубоватый тон, выбранный им для разговора, не смутил Лопырёва. Он только ещё шире улыбнулся и развёл руками.

– Вот гляжу я на тебя, Ваня, – заговорил он вкрадчиво. – Мы как будто и не расставались вовсе.

– Со дня, когда мы виделись, прошло пять дней, – напомнил Сафронов.

– Ай-я-яй, как много? – ухмыльнулся Лопырёв. – Так чего ты пришёл, Ваня? Опять на попойку меня подбивать? А может быть, сообщить, что передумал свою дочку за моего сына выдавать?

– Я не хочу свою дочь за сына хлыста отдавать, – заявил категорично Сафронов. – Я не хочу видеть свою Аннушку несчастной, ты хорошо меня услышал, Гаврила?

Слушая его, Лопырёв изменился в лице. Глядя на дверь, он крикнул:

– Полина, Авдотья, кто там? Самовар поставьте да лимончик и сахар несите!

Он перевёл взгляд на озабоченное лицо Сафронова и усмехнулся:

– Прознал-таки, Ивашка, что я с хлыстами дружбу вожу?

– Прознал, как видишь, Гаврюшка, – ответил Сафронов. – В тот же день прознал, как только из дома твоего вышел.

– Что ж, скрывать не буду, есть такой грех, – вздохнул Лопырёв. – А вот сын мой, Влас, ни сном ни духом не ведает о моём эдаком пристрастии.

– Трудно скрывать такое «пристрастие», – уколол его Сафронов. – Рано или поздно он всё равно узнает.

– Что ж, чему быть, того не миновать, – пожимая плечами, сказал Лопырёв. – А я и не собираюсь ни от кого прятаться и что-то скрывать. Мои желания для меня закон, а что обо мне думают другие, меня не заботит.

– А что за интерес такой тебя с хлыстами связывает? – полюбопытствовал Сафронов. – Я давно знаю тебя, Гаврила, но никогда не подумал бы, что ты вот так вот возьмёшь и поменяешь свои пагубные пристрастия на что-то другое?

– Видишь ли, старею я, Ивашка, – посетовал Лопырёв. – Да и ты не молодеешь тоже. В жизни я многое повидал и многое испробовал. И вспомнить есть что, да вспоминать «то» не хочется. А вот побывал я на радениях христоверов и всё под корень поменять захотелось.

– А в церковь сходить не пробовал? – усмехнулся Сафронов. – Как мне известно, именно там, в храме Божьем, чаще всего ищут спасения души заблудшие?

– Это как сказать, Ивашка, – вздохнул Лопырёв. – В церковь я ходил всю свою жизнь беспутную. Я привык к поповским проповедям и каялся и постился, но благодать небесная как-то обходила меня стороной. А вот побывал на радениях хлыстов, и сразу зацепило меня за живое. И на душе полегчало, и на жизнь свою я по-другому взглянул.

– И чем же зацепили тебя проповеди хлыстовские? – заинтересовался Сафронов. – Голоссалиями или свальным грехом?

– И тем, и другим, – не стал отпираться Лопырёв. – Поют больно уж сладко девки хлыстовские. Проникновенно, одухотворённо, заслушаешься. Даже в церкви я такого пения не слышал. А грех свальный… Так это их религией не возбраняется, да и мне услада на душу.

Служанки поставили на стол самовар, пироги, порезанный тонкими дольками лимон и вазочку с кусочками сахара.

Лопырёв взглянул на часы и занервничал.

– Что, гостей ждёшь? – с едва уловимой издёвкой поинтересовался Сафронов.

– Жду, Ивашка, жду, – кивнул Лопырёв. – Их сегодня много ко мне пожалует.

– Так что, мне тогда уйти? – сузил хитровато глаза Сафронов. – Даже в необходимости женить своего сына на моей дочери убеждать меня не будешь?

– Буду, обязательно буду, но не сейчас, – поморщился Лопырёв. – Приходи завтра хоть с утра раннего, обещаю, весь день калякать будем и чаи гонять.

– Нет, пожалуй, я останусь, – огорчил его Сафронов. – Мы сегодня ещё чаю не попили и пирогами не полакомились.