Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистических сект

Приехавши в Иркутск, лошадей поставили на постоялый двор и говорят между собою: «Ну вот, что мы будем делать? Однако, брат, пойдем хоть на базар». Ну и пошли. А я ходил тогда по городу с блюдом — собирал по явности на церковное строение — увидел их, подошел и говорил: «Здравствуйте! Никак вы ро‹с›сийския?» Тут они признали меня и залились гор‹ь›кими слезами, но я им сказал: «Молчите, молчите! Подите на постоялый двор — я к вам приду и с вами переговорю». Ввечеру я к ним пришел, обо всем с ними разговаривал и от радости ночевал у них. Они просили меня с собою в Россию и говорили: «Мы за тобой, государь-батюшка, приехали». А я им сказал: «Нет. Я видел сон, будто по дороге разос‹т›ланы ве-рет‹ь›я[1159], и нет мне дороги к вам. А также Отец Небесный ехать мне не велел, а поплакать приказал, да и вы когда наплачете чан слез, тогда Отец мой Небесный меня к вам отпустит, а теперь еще время не пришло, и мне надо исполнить приказ Отца моего. И я вам еще скажу: как поедете в свою сторону, то попадете к разбойникам, и я не знаю как вас Бог помилует. Но только вы смотрите — ночи не спите и у Бога милости просите — так Отец мой заступит». Однако я помыслил было ехать в Ро‹с›сию, и отколь ни взялся блаженной, меня палкой по плечам ударил и сказал: «Что думаешь? Ступай, куда послан! Ты назван отец, и еще учитель!»

И поехали они одни в свою сторону. Недое‹з›жаючи верст пять до той деревни, где живут разбойники, лежит на дороге их набольшей атаман без ноги и возмолился: «Господа купцы, не можно ли меня довезти верст пять до моего дому? Я сам вас за это не оставлю, вы сами увидите, какую я вам сделаю добродетель!». Они взяли его и посадили в повозку в большее место и привезли в его дом, а братья его выскочили из горницы на двор с радостию и говорили: «Эк наш брат каких подхватил купцов!» — но как скоро увидели, что брат без ноги, то и припечалились. А детушкам моим пришлось у них ночевать, и они сердцами с‹в›оими почувствовали страх, что глагол мой исполнился, и сами себе сказали: «Что нам батюшка говорил, вот дело-то тепериче и пришло!» Они к ним на двор не поехали, а повозки поставили на улице под окошком и говорят: «Ну, брат, ‹с›мотри, чтобы нам по глаголу батюшкиному ночку не спать, и вместе мы с тобой не ляжем, а ляжем один в горнице, а другой в повозке». Вот ноч‹ь›ю эти разбойники сбираются и говорят промежь собою: «Ну, братья, приготовляйтесь и берите, что кому надо, да смотрите, не сплошайте и сих гостей не упущайте!» И вдруг услыхал их найбольшей атаман, что они сбираются и хотят убить, то он им стал говорить: «Нет, братья, оставьте и ничего этого не делайте и ничего им не говорите. А завтра проводите их честно через ту деревню, где наши товарищи живут. До самого места проводите, то есть до той благочестивой деревни, где их никто не тронет». Они его послушались и проводили до той благочестивой деревни, а тут моих детушек стали спрашивать, которой они дорогой ехали и где ночевали. И когда они сказали: мы вот тут ехали и тут ночевали, то все стали дивит‹ь›ся: «Как вас Бог пронес этой дорогой? Тут не довольно проезжим ехать, но мы, ближния, боимся пройтить мимо этого места и чрез эти селения!» И приехали они благополучно в Сосновку. Тут мои детушки встречали их, обрадовались и горючими слезами заливались и сердцами своими мне отдавались. От многих моих детушек слезы доходили ко мне по подземелию в Иркутск и обжигали мои ноги, а я спрашивал: «Чьи вы, слезы?» — и они мне сказовались, чьи.

Вот вам, любезные мои детушки, только один начал моих страданий, потому что всей земной жизни моей и многолетнего странствования по белому свету непостижимо уму человеческому и неможно ни языком изрещи, ни пером описать. А только я вам вкратце еще скажу, что во время бытия моего в Иркутской губернии многия претерпевал нужды, голод и стужи, изнуряем был тяжкими роботами, мял глину, чистил помет и в прочия иныя работы был употребляем вместе с протчими несчастными. И меня хотели с протчими невольниками сослать в Нерчинск руду копать, но Бог чрез мои уста говорил: «Нет, тебя не пошлют». А я отвечал: «Как не пошлют? Пошлют! Уж указ прислан». И назначен был итить за Байкал-море. Но Бог вторично говорил мне: «Верь мне, Богу, что не пошлют». А я опять отвечал: «Нет, видно, пошлют». Но Бог сказал мне: «Как же ты называеш‹ь›ся отец детям, и еще учитель, а не веришь? Верь же, что останеш‹ь›ся и не пойдешь». Тогда я сказал: «Да ка‹к› же? Ведь я уж совсем выкликан, и завтра велено итить!» Но Бог мне еще сказал: «Верь же, что не пойдешь: завтра другой указ придет и останеш‹ь›ся здесь в Иркутске». Но что я сказал: «Хорошо, посмотрю». На другой день нас совсем собрали и погнали в Нерчинск, и я пошел и сказал: «Ну вот и не остался! То Господь и говорил мне: верь же, что останешся!» И вдруг указ пришел, чтобы меня не посылать, а оставить по-прежнему в Иркутске. Тут за мной послали и воротили, и Господь говорил мне чрез мои же уста: «Ну ведь я говорил тебе: верь мне, что останеш‹ь›ся, — вот и остался!»