Хризалида

На этот синий купол в инее
И на морозный этот крест
Туманы зимнего уныния
Ползут с изгнаннических мест.

Туманы дольние и слезные

Со всех сторон плывут, плывут.
И осенения березные
Для них шатер тоски плетут.

И льнут, и льнут воспоминания

К багряно-тусклым кирпичам
Всей подневольностью изгнания,
Всей болью по родным краям.

2 декабря 1921, Сергиев Посад

«Ущербный месяц выплывает…»

Ущербный месяц выплывает
Над белым саваном полей
И тусклый медный свет роняет
На половицы у дверей.

Такой же, гаснущий и хмурый,

К остывшей печке прислоня
Свой лик, ущербный и понурый,
Порой ты смотришь на меня.

И жизнь моя тогда — гробница,

Где на истертых письменах
Неясно мертвый свет струится
Воспоминания и сна.

21 декабря 1921, Сергиев Посад

«Ах, я не смею тосковать…»

Не мне роптать.

[Баратынский]

Ах, я не смею тосковать —
Не мне роптать. Не мне роптать.
Так милосерд Господь ко мне
И в горних духа, и вовне.

Так много света мне дано

В мое убогое окно;
Таких видений чудеса
Мне посылают небеса;

Такой великой красотой

Земная жизнь передо мной
Цвела и вновь цветет,
Горит, сияет и поет…
.
Но в небе есть одна звезда,
Чье имя — Нет. А было — Да.

17 мая 1923, Сергиев Посад

«Игрой моей любимой в детстве было…»

Игрой моей любимой в детстве было
По черному пожарищу блуждать.
В те дни вкруг нас пожаром истребило
Домов десятков пять.

И меж обугленных остатков пробираясь

Когда-то крепкого жилья
И запустенья видом наслаждаясь,
Чего-то всё искала я.

Казалось, здесь (не дома, за стенами,

Под кровлею давящей потолка)
Найдется то, что грезами и снами
Обещано душе издалека.

И находился пахнущий навозом

С подкладкой розовой докучный шампиньон,
Хрустальных бус рассыпанные слезы,
Железный шип и медный шнур погон,

Огромный ржавый гвоздь, стеклянные осколки

И глиняной посуды черепки…
Весь этот хлам я сохраняла долго,
Залог чудес и след моей тоски.

Тоски искателя сокровищ небывалых

На обгорелых жизни пустырях…
.
И после их всю жизнь я собирала,
И ныне чту обугленный их прах.

28 декабря 1923, Сергиев Посад

«Влачу, как змий влачит на чреве…»

Влачу, как змий влачит на чреве,
Я в мире низменную плоть.
Запретный плод на райском древе
Высоко поместил Господь.

Уж не взираю с вожделеньем

На недоступную красу
И нищее мое смиренье
С глухим терпением несу.

И, только в снах, раскинув крылья,

Своей свободою горда,
С низин, постылых и унылых,
Я улетаю иногда.

19 августа 1927

«День солнечный, а на душе туманно…»