Хризалида

Закружились хороводом
Елки по откосу.
Поезд мчится полным ходом,
Жизнь ответа просит.

Нет ответа. Нет ответа.

Помолчать придется.
Хоть умчит до края света,
Хоть домой вернется.

Сердце будет снежным комом

Спать в груди глубоко.
На чужбине, как и дома,
В горе одиноком.

15 марта 1929, Софрино — Перловка

«Как стая вспугнутая птиц…»

Как стая вспугнутая птиц,
Взметнулись мысли и умчались.
Как иероглифы гробниц,
Следы писанья их остались.

Напрасно силюсь их прочесть,

Душа задумалась глубоко
И темную приемлет весть

Как злое предвещанье рока.

4 марта 1930, Томилино

«Сосны, ели, над буграми…»

Сосны, ели, над буграми
Рощи белые берез
К автобусной тусклой раме
Под жужжание колес
Прилетают, улетают;
Даль печальна и мутна,
Но, как снег весенний, тает
Злых обманов пелена,
И в спокойствии суровом
Там, за снежной пеленой,
Вырастает правды новой
Лик нежданный предо мной.

27 марта 1930

«Опустела горница моя…»

Опустела горница моя,
Унесли иконы и картины,
Молчалив стоит в углу рояль,
И над ним нависла паутина.

В секретере старом пустота,

Сожжены заветные тетради.
К дням минувшим больше нет моста,
Да и к будущим его уже не надо.

28 апреля 1930, Томилино

«Уж предрассветной бирюзою…»

Уж предрассветной бирюзою
Просвечен теплый небосклон.
Сверкает радужной слезою
Звезда сквозь переплет окон.

И так глядит, так чутко дышит,

Как будто в сердце у меня
Тьму разогнать дано ей свыше
Волшебством звездного огня.

5 июля 1930, Верея

«Небо точно в перьях голубиных…»

Небо точно в перьях голубиных,
В сизых недвижимых облаках,
За пустынной сумрачной равниной
Тусклым оком светится река.

Меркнет, гаснет с каждою минутой

Золото березовых вершин.
Призраком таинственным и смутным
Поздний путник вдаль идет. Один.

Тонкий месяц серебристым рогом

О печальной доле затрубил
Тех, кто ночью потерял дорогу,
Кто устал, кто выбился из сил.

28 сентября 1930

«Вершин сосновых шум…»

Вершин сосновых шум
Суровых полон дум.
Угрюмых облаков
Тяжел свинцовый кров.

Понуры и желты

Последние листы.
Под стаями ворон
И хмур, и обнажен,

И нем простор полей.

Лишь дальних журавлей
Доносится призыв,
Протяжен и тосклив.

И сердца вздох в ответ

О том, что крыльев нет.

10 октября 1930, Перловка — Софрино

«Не стой на станции глухой…»

Не стой на станции глухой,
Мой поезд. Промедленье
Грозит назавтра нам лихой
Бедой. Твое движенье

На кручу нас перенесет

Над пропастью бездонной.
Но если ты замедлишь ход
Перед мостом сожженным,

Мы здесь, на этом берегу,

Останемся, внимая
Великой битвы дальний гул,
Как эта ночь немая

Мой слушает смятенный бред,

Рождаемый тоскою.
Спеши, на свете больше нет
Покоя.

15 ноября 1930, Москва

«Осуетился падший ум…»