Хризантема императрицы

И вовсе не поэтому, а потому, что ее решение подтолкнуло и его.

В пятой квартире часто ссорятся, об этом говорят шепотом, осторожно, но говорят.

Взглядом ли она себя выдала, неловким движением или равнодушием, за которым тщательно прятала остатки эмоций, но Серж вдруг подался назад, ударившись о холодильник, выругался так, что Дашка покраснела, и совсем другим голосом сказал:

– Только не отрицай, что ты к этому руку не приложила? Дашка, я тебя знаю... а еще знаю, чем вы там занимаетесь. Новое лекарство, верно? Для сердца... Дашка, ты должна мне помочь!

И Дашка помогла. Спустя месяц Серж стал вдовцом, а во второй квартире сделали ремонт.

– Горе сближает, – решили соседи, глядя на разом потеплевшие отношения брата и сестры.

И это было правдой.

Леночка

Свет погас, когда Леночка принимала душ. Она как раз смыла пену, вышла из кабинки и, укутавшись в огромное, мягкое полотенце, принялась разглядывать себя в зеркале. Раскрасневшаяся, она казалась себе обыкновенной, простоватой и чем-то напоминающей бодрых девиц, которых рисуют на пачках с молоком. Мокрые волосы завивались мелким бесом, на бровях блестела вода, щеки алели здоровым румянцем, и на шее, и на плечах проступали веснушки.

Собственное отражение удручало, и Леночка подумала, что хорошо бы вообще его не видеть. Тотчас же, словно спеша исполнить невысказанное желание, лампочка мигнула раз-другой и погасла.

– Мамочки, – сказала Леночка, на всякий случай уцепившись за край умывальника. И совершенно растерялась: ванная комната была огромной, пол – скользким, а в какой стороне находится дверь, Леночка забыла.

Справа? Там, кажется, ванна стоит. Или ванна слева? А стойка с полотенцами и халатами где? И туалетный столик, нехорошо будет споткнуться о него. Ко всему столик стеклянный и, споткнувшись, Леночка вполне может его разбить.

К счастью, растерянность ее была недолгой, потому как в дверь постучали.

– Лена? С тобой все в порядке?

– Да! – не слишком уверенно ответила она, сделав первый шаг в темноту. Заодно и полотенце поплотнее закрутила. Халат бы найти, но если начнет искать, то точно дверь потеряет.

...тише, тише, глупенькая мышка, кошка рядом, кошка слышит. Шелест листьев за окном, тень крадется в спящий дом, нужно лишь закрыть глаза...

Нельзя, нельзя закрывать! Случится что-то страшное, пахнущее ландышами и корицей, и капелькой лимона... лимонный сок и яичный белок, отбеливающая смесь для кожи, застывающая на лице тончайшей пленкой, которая, высыхая, превращается в плотную маску, а та трескается и сползает с кожи лохмотьями.

Страшно.

Особенно в полумраке, когда вместо яркого света – круглый шар ночника на подставке и круглая же луна за окном.

Опять? Это не ее воспоминания, чужие, которых Леночка знать не желает. Она кинулась туда, где теоретически находилась дверь, налетела с разбегу на столик, упала со звоном, грохотом и закричала от боли.

– Лена? Лена открой! – Герман стучал в дверь, совсем рядом.

– Я... я в порядке! Я на столик наткнулась! Я... я сейчас.

Чуть позже, сидя на кухне возле умывальника, она держала в руках граненый стакан со свечой и морщилась от прикосновений пропитанной перекисью ваты.

– Зашить надо, – сказал Герман, прилаживая самодельную повязку. – И проверить, чтобы стекла не осталось.

Леночка мотнула головой и закусила губу.

– Ну и зря, воспалиться может.