Хризантема

— Что за чушь ты несешь! — возмутилась мать. Ее голос даже немного окреп от негодования. — Ты наш родной сын, зачатый и рожденный в этой самой комнате!

Устыдившись, он стал просить прощения и поклялся, что сохранит тайну. И тогда мать призналась, что вина лежит на ней самой. Она полукровка, японка лишь наполовину, а значит, он, ее ребенок, на четверть иностранец. Залившись слезами, она умоляла сына не нарушить клятву и не рассказывать о семейном позоре даже родному отцу.

В молодости ее мать, бабка Дайгаку, была гейшей в маленьком провинциальном городке и как-то во время хлопотливого новогоднего сезона была послана в портовый город Хакодате. Там ей пришлось развлекать гостей на вечеринке в честь команды прибывшего русского корабля. Один из офицеров, высокий и темноволосый, с голубыми глазами, привлек внимание молодой девушки. Принимая от нее чашечку сакэ, он застенчиво улыбнулся. Призыв его экзотических глаз кружил голову. Гейша выпила в тот вечер больше обычного, забыла о всякой осторожности и решилась на тайное приключение. До тех пор у нее был лишь один интимный партнер, да и то с ведома хозяйки заведения. Он регулярно пользовался ее услугами и аккуратно платил по счетам. Когда русский корабль отчалил, молоденькая гейша заподозрила, что беременна, и пришла в ужас, ведь младенец был зачат от иностранца!

Ее постоянный покровитель был единственным сыном владельца лучшего ресторана в родном городке девушки. Придерживаясь свободных взглядов, он не раз предлагал ей нарушить традицию и выйти за него замуж. Хитрая певичка тут же углядела свой единственный шанс. До смерти боясь неудачного аборта, она решила рискнуть и, вернувшись домой, дала согласие на брак. Молодой человек ни о чем не догадался, он тут же оплатил все долги девушки и выкупил ее из дома развлечений.

Долгие месяцы будущая мать провела в страхе, не зная, каким окажется ее дитя. Неудивительно, что роды произошли преждевременно. Однако родившаяся девочка, хорошенькая, здоровая и черноволосая, выглядела совершенно нормально. В городке никто не знал о визите русских и ничего не заподозрил. В те дни жители провинции в большинстве своем никогда не видели иностранцев, чаще всего представляя их огненно-рыжими, с огромными носами и копытами на ногах.

Рассмотрев младенца повнимательней, мать все же обнаружила некоторые черты сходства со случайным любовником, но через несколько дней успокоилась. Для непредвзятого наблюдателя девочка выглядела самой настоящей японкой — на северном Хоккайдо не так уж редка светлая кожа и почти круглые глаза. Таким образом, все обошлось. Семья зажила счастливо, бывшая гейша благополучно произвела на свет еще шестерых детей. Профессиональные навыки позволили ей стать отличной хозяйкой, и ресторан преуспевал.

И лишь когда старшая девочка подросла, вышла замуж за школьного учителя и сама родила, мать осознала, что старый грех еще не похоронен и вполне может стать достоянием гласности. Глаза новорожденного внука были необычно светлыми, а волосы на младенческой головке — каштановыми с рыжеватым оттенком. Волей-неволей пришлось покаяться перед дочерью, взять с нее клятву молчания и обещание никогда больше не иметь детей. Молодая мать была убита горем, что вполне понятно. Кто мог угадать, как повернется колесо генетической рулетки в следующий раз? Родив рыжеволосого носатого урода, она рискует навлечь немыслимый позор на всю семью. Школьный учитель, узнав, что его жена полукровка, плод запретной любви к чужеземному моряку, тут же потребует развода. А что ждет несчастного мальчика, если история попадет в чужие уши? Выбора не было. Так Дайгаку, к великому огорчению отца, остался единственным ребенком в семье.

На следующее утро у Мисако голова шла кругом от разговора с долговязым монахом. То, что произошло на храмовом кладбище, оказалось очень важно. Теперь главный секрет ее жизни уже не так отягощал душу.

Проснувшись в хорошем настроении, она оделась и вышла на кухню, чтобы приготовить завтрак для родителей. По воскресеньям доктор Итимура совершал больничный обход позже обычного. Он вышел в столовую в домашнем кимоно, сел за котацу и попросил чаю.

— Хай, хай, — весело откликнулась Мисако, подражая гейше, и с поклоном поставила перед ним поднос, на котором дымились чашки.

— Ты меня совсем разбалуешь, — добродушно усмехнулся отчим, — твоя мать так не старается, когда хозяйничает одна.

— Вот и пользуйся случаем.

Мисако положила на столик свежую утреннюю газету и вернулась на кухню, наполненную ароматом соевого супа мисо и только что сваренного риса. В родительском доме царили покой и счастье.

Около полудня старая госпожа Имаи снова позвонила, совершенно неожиданно для Мисако — на сей раз обошлось без предчувствий. Тон у свекрови был извиняющийся, высокий голос прямо-таки источал сладость. Она даже добавила ласково-уменьшительное «тян» к имени невестки:

— Пожалуйста, прости меня, Мисако-тян, я сама во всем виновата.