Хризантемы. Отвязанные приключения в духе Кастанеды

Мы с ней были, как одно целое, и наше слияние позволило нам достигнуть вершины заоблачного мира и познать настоящее наслаждение.

Зазвонил телефон.

– Вовремя! – подумал я и искренне улыбнулся, Я совсем забыл, что на складе сейчас кипит работа, и меня могли сорвать с места в любой момент. Было бы обидно!

Глава пятая. Дела семейные

– Алло!

– Борисыч, мы заканчиваем! – совершенно пьяный старший кладовщик Юра еле ворочал языком. Товар принимал его заместитель Сашка, который почти никогда не злоупотреблял алкоголем, зато Юра на правах командира формально руководил процессом. Грузчики и оставшиеся кладовщики вполне могли бы обойтись и без него, но он всегда оставался на ночные работы, чтобы:

– во-первых, получить сверхурочные,

– во-вторых, пообщаться в дружном коллективе,

– в-третьих, напиться до чертей.

Последнее у него получался особенно хорошо. Я не помнил ни одной трудовой ночи, чтобы к ее середине у Юры не подкашивались ноги, и он не начинал строить из себя профсоюзного лидера, ратующего за права складских работников – а заодно и приглашенных грузчиков.

Когда я только начинал курировать склад под руководством своего директора, в прошлом бывшего кадрового военного (ему оставалось до генерала совсем чуть-чуть, но тут развалился СССР, и вся карьера пошла прахом), у меня совершенно не было опыта, как вести себя с нажравшимся гегемоном. Который, к тому же, по пьяной лавочке постоянно лезет в драку.

Я мог за себя спокойно постоять (бывший мастер спорта по плаванию, потом – десять лет восточных единоборств в жестком стиле, плюс участие в мелкой полу-банде в начале девяностых), но радости от этого мне было мало. Разобьешь вот такому морду, и что потом? C работы увольняться? Или же пытаться уладить дело миром, выплачивая ему приличные отступные?

В общем, дилемма, которую я до поры до времени не мог решить. Пока директор не подсказал правильный выход. У него был громадный опыт общения с подчиненными (все-таки, бывший военный комендант Алма-Атинского гарнизона), и так, как он умел возить их мордой по столу, я, наверное, не смог бы научиться никогда.

Обычно, если кто-то провинился (например, один из водителей служебных автомобилей), он вызывал их всех вместе и начинал капать на мозги. Причем, не имело никакого значения, все они виноваты, или же только один из них: «Ты виноват? Отлично, отвечать будет весь коллектив!»

Бедолаги выстраивались в шеренгу перед столом директора (он сидел напротив в кресле) и терпели его разнос от сорока минут до полутора часов кряду. Все зависело от настроения директора – было ли у него на них время, или же он торопился.

Сначала он долго и нудно объяснял подчиненным, что здесь они никто, и звать их никак, и что работают они за деньги, а если кому не нравится, то может увольняться. Потом переходил на личности и доставал «из-под сукна» все их накопившиеся промашки и огрехи, которыми и тыкал в лицо. И все это, само собой, перемежалось едким казарменным юмором и трехэтажным матом, от которого даже у видавшего виды боцмана уши бы свернулись в трубочку.

Зато как его уважали подчиненные! Не то, что остальных! И считали настоящим командиром-защитником, который, если нужно, встанет за них грудью, но если ты виноват – то непременно раскатает в плоский блин!

До поры до времени я работал у него замом. И набрался достаточно опыта, чтобы четко понимать, как следует вести себя в коллективе. И совершенно без разницы, кто в нем работает. Авторитет – вещь нематериальная, и если он у человека есть, то с ним считаются везде.

Так вот – как-то раз после очередной нашей стычки с пьяным кладовщиком Юрой, на которой тот размахивал кулаками и так и нарывался, чтобы получить в морду с ноги, директор вызвал меня с целью узнать, что же между нами произошло.

Выслушав меня (а ко мне он относился очень хорошо), он немного помолчал и сказал:

– Никогда не нужно затевать свару с подчиненным в присутствии других подчиненных! Когда они собираются в кучку, то чувствуют поддержку друг друга, но если их разъединить, то с ними можно делать все, что хочешь. Человек в одиночестве начинает думать только о себе, а психология толпы – это массовость, которую очень трудно преодолеть.

Конечно, он говорил другими словами, но смысл был таким. А слова – это всего лишь сотрясание воздуха, ими можно пользоваться, как душа пожелает.

Директор затянулся сигаретой и улыбнулся чему-то своему:

– Сейчас ты вызови этого Юру и урони его ниже подвала! Если ты не сделаешь этого сразу, то можешь забыть об уважении!

Директор был, конечно, прав. И мне самому стоило раньше догадаться, что соломину переломить намного легче, чем целый веник. Впрочем, жизненный опыт приходит болезненно и понемногу, так что судить сам себя я не стал.

В итоге вышло все именно так, как и говорил директор. Протрезвевший Юра быстро уяснил, что я могу его легко уволить, и его не спасет ни его пролетарская сознательность, ни пьяный гонор. С тех пор моя проблема с ним была решена.