Хромой. Империя рабства

— Ладно, — многозначительно произнёс раб, глянув на Клопа возвышающегося сзади меня, отошёл в конец очереди.

— Чего, рассказывай? — спросил я у Клопа.

— Неймётся же тебе, — ответил он. — Чего задираешь? Он же из прикормленных, того и гляди в кормы. Уж как минимум нашепчет.

— Чего шептать, вон одноглазый зыркает. Да и было бы кого задирать. Рассказывай, что у тебя?

— Бревно орку на ногу уронил.

Я некоторое время обдумывал его слова.

— Это как?

Он пожал плечами.

— Я смотрю, ты Ларка по криворукости опередить хочешь?

— Похоже уже.

Я поглядел на него. Он правильно понял мой взгляд.

— Ну, я не очень по-оркски, но Карлан и биться понимаю, думаю праздник в этом году мой.

— Значит, вместе пойдём, — я рассказал Клопу свою неудачу.

— Так, я ладно, нечаянно. Ты то, чего опять? — резюмировал мой рассказ Клоп.

— Да надоело всё.

— Смотри, сломишься. Первый знак. А я думаю, чего он сегодня завёлся…

Клоп трындел, а я не перебивал его, понимал, ему сейчас тоже не по себе, и эта бесполезная болтовня об моих ошибках хоть отчасти отвлекает от его собственной судьбы. Вот такой я раб-Сократ.

— … помирился бы с кормами, может что посоветуют.

— Ага, сейчас, только все закладки с «лепёшками» сдам.

Подола наша очередь. Одноглазый кинул в мой горшок треть от нормы.

— Старис, ты чего?

— Тебя потом накормят. Можешь идти.

— Ну, положено же….

— Иди. А то я тебе наложу чего позапашистей, и жрать заставлю.

Тварь. Я отошёл от котла и уселся на бревно, рядом с Толикамом. Брёвна стояли в два ряда. Со стороны это походило на нахохлившихся осенних воробьёв, сидящих на ЛЭП. Я со стороны смотрел — один в один. Рабы, уткнувшись носами в горшки, с жадностью поедали несуразное варево деревянными лопатками. Между брёвнами ходил корм, это чтобы мы не откладывали кашу на «лепёшки». Сегодня это был Жирный, но я его всегда называл уважительно по полному имени — Пидрот, ну нравилось оно мне.

На выходе с площадки кормёжки ещё и досмотр устроить могут. Понятно, что кому надо, может обойти эти запреты. Если очень захотеть, то можно вообще выменять дополнительную кашу у самих же кормов. Но и они должны показывать оркам своё рвение. Рядом уселся Клоп. Процесс поглощения пищи был свят. В это время на разговоры не тянуло. Слюна не давала.

— Держи, — вдруг протянул мне свой горшок с недоеденной кашей Клоп, вырывая из рук мой пустой.

Отказываться я не стал, но спросить чего за благородство в нём проснулось, между махами лопатки спросил.

— Всё равно сейчас выйдет наружу. С тебя четверть пайки, когда встану, — он кивнул в сторону котла.

Твою мать. Орки! Орки на ужине к экзекуции. Стопятидесятипроцентная примета. А присутствие в их делегации шамана — трёхсотпроцентная, что накажут до полусмерти.

— Клоп! — заорал одноглазый. — Сюда!

— Чего сидишь? — подошёл Жирный. — Здесь он!

— Тащи его, Пидрот.

Наказание орков, это не наказание кормов. Бил прихрамывающий орк. Видимо тот, которому Клоп ногу отдавил. Эх, как он бил. С оттяжкой, с душой. Я прижмуривался во время удара. «Девяносто восемь, девяносто девять, — считал я количество палок, понимая, что Клоп труп, — сто».\

Уф. Остановился. Шаман подошёл к лежащему на столе раздачи рабу. Прижал палец к затылку. У меня внутри всё сжалось. Смерть раба вообще обычное дело. Но, Клоп…! Постояв секунд пять, шаман отдал какой-то глиняный сосудик корму. Мать моя женщина! Жив паскуда! Жив! Иначе бы мазь не выдали. Клоп — сука. Напугал! Живучий гад.

Клопа утащили к кормам. Это нормально. Там есть местный лазарет. Кормят опять же лучше.

Вечер был тоскливым. Не потому что произошло сегодня. Здесь все вечера были тоскливыми. В углу резались в «интеллектуальные» экскременты, в реальности игра называется грубее, но пусть так. Суть игры почти как в монетки, а проигравший и есть самый настоящий экскремент, ввиду отсутствия оного у него некоторое время, так как останется без некоторого количества каши, по полпорции которой он должен будет отсыпать выигравшим утром и вечером.

Толикам как обычно рассказывал что-то. Рядом с его нарами собралась кучка рабов, в полутьме напоминавшая картину: казаки пишут там чего-то. Толикам был образованный раб, из бывших «голубых». Не-е, не подумайте ничего плохого, здесь этот цвет носит другой смысл. Я же ещё не рассказывал о цветовой дифференциации рабов. О-о-о. Это целая стезя местной экономики. И наплюйте на тех, кто говорит, что рабство это экономически неэффективный строй, очень даже эффективный. Правда это воспринимается только у людей. Ну, начну с низа.

Низ — это я. В смысле — мы — «чёрные» рабы. Чёрными, называемся так по причине наличия чёрной тату на виске, вообще она называется печатью, но выглядит как незамысловатая тату. Печати, кстати, не имеют никакого магического воздействия, но и вывести невозможно. Чёрные — самые распространённые, самые бесправные и самые дешёвые животные. Добывают нас за долги, во время войн, во время грабежей, ну, в общем, всяко разно.