Хромой

До меня медленно стал доходить смысл слов магички. Я соскочил и похромал к выходу, благо одеваться не надо было – уснул я вчера прямо в камзоле и штанах. Но тут же развернулся – сапоги я ночью, помню, все-таки стянул.

– А ты откуда знаешь? Тебе же нельзя без сопровождения выходить.

– А я с дядь Ториком была.

– Врешь. – Я махнул рукой, пытаясь отвесить подзатыльник, однако Огарик-Алия ловко увернулась, смеясь. – Что за корабль?

– Без мачт. Наверное, тот, с которого обломки на берегу были.

– Предупреждать надо, – напряжение стало отпускать, – я уж думал, нас догоняют. А ты, кстати, садись-ка за книги и найди ингредиенты для зелья, что пил, чтобы не взрослеть.

– Пила.

– Нет пил! Будешь пока дальше Огариком. И не дай боги кто уз… Кому рассказала?

– Дядь Толикаму и дядь Торику, – опустила глаза девчонка.

– Пока больше не вздумай никому! Я серьезно!

– Я не хочу быть мальчиком. Я – девушка!

Переходный возраст, наверное.

– Давай так. Ты пока никому не говоришь, но мы с тобой найдем время и обсудим это. Хорошо? Я прошу.

– Ладно. Можно, я потом почитаю?

– Пошли, – вздохнул я, как ты удержишь ребенка от чего-то нового.

На выходе столкнулся с Наином.

– Вы в своей комнате потише говорите – тут стенки тонкие. И полы, кстати, тоже.

– Наин…

– Да понял я.

– Что там?

– Смотрящий из гнезда корабль после крушения рассмотрел. Говорит, купеческий, четырехмачтовый. Двух мачт нет, и наклон имеет.

– К нему идем?

– Да. Оруз говорит, поживимся.

По-шакальи, конечно, но я одобряю. У нас продуктов… я слышал, что мало, Оруз вчера жаловался.

– Далеко?

– Через осьмушку подойдем.

Скорость парусника, скажу я вам, сродни велосипедной. Хотя вот когда смотришь вниз, на волны, то кажется – летим.

Корабль, потрепанный бурей, был больше «Свободы» раза в два. С учетом того что наш метров двадцать пять в длину, тот был исполином. И оставшиеся две мачты были выше, и борта… И вообще мы смотрелись на его фоне так себе. Мы медленно подходили к нему на частично повернутых парусах. Оруз даже команду спускать их не дал. Просто распорядился развернуть реи, после чего паруса практически повисли и мы встали бортом к судну метрах в шестидесяти. Стояли мы с той стороны, в которую был наклон гиганта. На наше судно были направлены три камнеметных и четыре аркбаллисты – собственно не представлявших тонувшим, кроме психологической, никакой поддержки – я так понимал, что это не век пушек и основной ударной силой был абордаж. А эти вот выпендрежи считались лишь экспозицией.

– Что, вплотную нельзя? – спросил я Сухого. Прикованного отвлекать сейчас было нельзя, он и так метался.

– Можно и вплотную, но опасно. Они прыгнут на палубу и захватят нас. У них, наверное, десятков восемь команды. К тому же борт можем повредить, да и снасти зацепятся.

Пираты, блин, – боимся жертвы!

На палубе потерпевшего крушение корабля стояло человек десять. Покричав друг другу, договорились о встрече на нашей палубе, но лодку пришлось посылать нам, так как у них лодок не было.

На борт по веревочной лестнице поднялись пятеро. Все были без серьезного оружия, но у каждого висел то ли кинжал, то ли короткий меч. Старшим был господин в черном камзоле.

– Могу ли я поговорить с капитаном или владельцем «Морского змея»?

Название «Свобода» было пока только на словах. В действительности же на борту красовалась резная табличка со старым названием. Мы с Прикованным переглянулись.

– Да оба здесь, – ответил весельный. – Вот владелец, – указал он на меня, – а я, выходит, капитан.

Честно. Я не против вести переговоры там или разговаривать о конструктивных вещах… Вы просто не представляете взгляды моих спутников на этих разряженных павлинов. Не буду категоричен, я таких тоже не совсем люблю… Но мне кажется, достаточно было сказать: фас…

– Вы не поняли меня…

– Да все мы вас поняли, – бесцеремонно прервал я его. – Если вам будет угодно, то либалзон Борокру… – Я принципиально исказил титул и взглянул на Толикама.

– Борокугонский, твое балзонство.

– Борокугонский.

– Я не ярмарочный завлекала, раб! – гордо ответил мне туземец.

Ну а кто он мне? Корчит из себя… А я Колумб! Я вас, индейцев, выведу за бусы на чистую во… землю.

– Я понимаю, что вам не позволяет гордость, – начал я, – но у вас нет другого выхода, кроме как сдать нам оружие. Мы гарантируем вам жизнь и даже доставку на сушу. Но в обмен вы сдаете все ценности и оружие. Груз, разумеется, наш. Мы позволим вам и вашей команде перейти на наше судно только на таких условиях.

По мере того как до знати доходило, в какое место они угодили, – я имею в виду переносный, да собственно и прямой смысл, – переговоры стали затухать.

– Мы можем вернуться обратно?

– Частич… – попытался вклиниться наш капитан.

– Можете! – перебил я Прикованного. – Оруз, зацепи крюки к их снастям и приподними паруса – чтобы гостям быстрее думалось.

Делегация оценила, вздрогнув, мой, вернее, наш жест. Если мы наклоним их судно – финита ля комедия! Долго им тоже не протянуть, как я понял из слов, процеженных сквозь зубы, – к вечеру эта лоханка уйдет ко дну.

– Как скажете, либалзон, – ухмыльнулся Прикованный. – Сухой!

Рабы рванули на ванты.