Хромой

Можете верить, можете не верить, но мировоззрение очень зависит от потребностей. То есть если ты ежедневно просто гуляешь по местности, то рассматриваешь окружающий мир в определенной плоскости, скажем эстетической составляющей, но если ты по той же местности будешь идти и думать о том, где бы заныкаться на время от вездесущего ока кормов или орков, то смотришь на некоторые вещи совсем по-другому. Причем чем дольше ты вынашиваешь определенную мысль, тем больше вырабатывается способность находить то, что тебе нужно в настоящий момент.

На слишком уж приметное для нашего взгляда скопление кустов мы с Толикамом обратили внимание одновременно. Всего по пояс, но такое обширное скопление…

– Хромой, – прошептал Толикам, стоя ровно по центру подозрительных зарослей.

Мы с Ларком поспешили к нему. Вход в землянку, то есть яму, был заросшим. Заросло все, включая земляные ступеньки, покрытые неестественно свежей травой. Наше вооружение составляла лишь дубина Толикама. Дверь открыл я, приглашая «вооруженного» приятеля внутрь. Он, гневно глянув, не стал спорить и вошел первым. У меня же в это время крутились мысли о слишком уж мастерски замаскированном месте. Да и трава эта поднимающаяся…

– Входи! – раздался голос Толикама.

Яма была шикарна, разумеется, для землянки. Я бы хотел жить в такой. Стол, чурбан вместо стула, полки с разной кухонной утварью и печь. Настоящая грамотно сложенная печь. В голове закрутились мысли о переезде. Хозяев не было, но о том, что они вообще существовали, говорил полный порядок в яме. Толикам поднял горшочек с медом, взглянув на меня.

– Сам вижу, что кто-то живет, – ответил я на его немой вопрос. – Наверное, тот пацан. Ты давай иди с Ларком дальше, а я останусь, подожду хозяина.

– А если кто посерьезней будет?

– Да ну. – Я приподнял пару сапог, стоявших у стены, размер был явно детский.

Толикам кивнул и вышел. Мед, зараза голубопечатная, забрал с собой.

Как только я остался один, сразу появилось ощущение взгляда. Довольно нехорошее ощущение. Попахивало мистикой. Причем меня, как и любого нормального человека, пугало все необъяснимое. Конечно, поджилки не тряслись и паники не было, но неприятно. У одной земляной стены ямы были расперты между потолком и полом три жердины с сучками, на которых висели вещи. Грамотно сделано. Вещи не касаются почвы и соответственно не напитываются влагой. Я подошел, потрогал плащ или что-то на него похожее. Пальцы прикоснулись к кому-то под плащом… Я отпрянул. Однозначно кто-то живой. Не могу объяснить как, но прикосновение, пусть даже через ткань, к живому существу определяется на подсознательном уровне. Может, не знаю, алгоритм определения, какой-то в голове забит. Отойдя на пару метров, я присел на корточки и заглянул под плащ. Нога ребенка, обутая в мягкий кожаный сапог-чулок, стояла на сучке.

– Выходи.

Ноль эмоций.

– Выходи, я твою ногу вижу!

Плащ колыхнулся, и вниз опустилась сначала одна нога, затем вторая. Немного погодя из-под плаща вышел и сам обладатель ног – щупленький, белобрысый, со слегка растрепанными волосами парень. Одежда простая – деревенская серая рубаха и такие же штаны. С виду зим десять, ну или лет, тут говорили как кому удобно.

– Ты кто?

Парень, опустив голову, молчал.

– Ну хоть как зовут-то?

Не очень разговорчивый малец. Я вышел из ямы и свистнул, парни не должны были далеко уйти. В ответ услышал свист Толикама. Минут через пять показался и он сам вместе с Ларком.

– Что будоражишь?

– Нашел. Он в яме спрятался.

– Там вроде негде.

– В вещах.

Толикам повернулся в сторону, откуда они пришли, и залихватски, причем довольно художественно свистнул.

– Пойдем смотреть. Ты, Ларк, наших подожди.

Когда мы спустились, мальчонка стоял на том же месте. Попытки Толикама переговорить с пацаном закончились ровно с тем же результатом, что и мои. Аналогично и Чустам с Клопом, когда появились, не получили сколько-либо значащего ответа.

– Ты, парень, не бойся, – Чустам присел перед мальчуганом на корточки, – мы тебе ничего плохого не сделаем.

Корм приподнял за подбородок голову парня. Тот от прикосновения вздрогнул.

– Может, он глухой? – предположил Толикам.

– А может, выпороть его розгами? – спросил Клоп. – Не, не глухой. Ишь как зыркнул. И по-имперски понимает.

– Может, немой?

– Да пороть начнем и узнаем.

– Чего ты затеял, – заступился я, – пороть, пороть. Не видишь, он и так нас боится.

– Ну а ты что предлагаешь? – спросил корм. – Говорить не хочет, так тоже оставить ни то ни се.

– Что, не видишь, он тоже прячется. Сосед, так сказать. – Я, пока мы переговаривались, прошелся по яме. В мешочках, подвешенных к потолку, было небольшое количество круп и в одном полуредька-полусвекла. На полке соль и какие-то травы в баночках. – Давайте-ка пока его к себе заберем и хоть рыбой накормим. Тут он, я смотрю, не особо избалован. Там и разберемся.

– Давай, – согласился корм. – Пошли.

Чустам взял паренька за руку и потянул.

– Не надо, – пропищал тот.

– О, уже и говорить может. Как зовут-то?

Парень вновь насупился. Я, подойдя к ним, присел на корточки: