Он заставил себя сесть, несмотря на протесты каждой жилки и косточки. За спиной Керли стоял Ларри, порослее и поплечистее напарника, однако какой-то менее внушительный. В руке он держал вроде как пучок прутьев. Хасан сморгнул. Перед глазами сначала все расплылось, но тут же снова вернулось в фокус. В руке у Ларри был сложенный штатив-треножник. Значит, коробок в другой руке — камера.
В руках у Керли тем временем был предмет совершенно другого толка.
Хасан подтянул колени к груди, подался вперед и уперся ладонями в холодную землю. Земля была ободряюще материальной и в то же время холодной и чуждой. Хасан редко бывал за городом. Его средой обитания были городские улицы и супермаркеты. Оттолкнувшись от земли, он поднялся и встал на нетвердые ноги. «Меня трясет, — подумал он. — Трясет. Я стою здесь, среди этих деревьев, которые такие громадные, стою такой маленький, такой измученный и трясусь. Но я жив».
Он посмотрел на Керли и спросил:
— Вот и все?
Голос звучал непривычно, словно его озвучивал какой-то актер. Тот, кто ни разу не слышал, как Хасан говорит, и, разглядывая выцветшую фотографию, представил, как звучал бы его голос.
— В точку, — ответил Керли. — Вот и все.
Топор в его руках представлялся Хасану каким-то артефактом Средневековья. Да он и был средневековым артефактом — плавно изогнутая деревяшка с железной насадкой, тускло-серой и наточенной до убийственной остроты. В обращении с незапамятных времен, ибо редко дает осечку. Иногда изношенное топорище заменяют новым. Иногда притупляется лезвие.
Джоанны Ламли простыл и след. Внутренний комик Хасана на эстраду не возвращался. Но когда Хасан снова заговорил, то обрел свой собственный голос и впервые за целую вечность сказал именно то, что хотел:
— Ссыкливое чмо.
Неужели Керли вздрогнул? Не ожидал, наверное?
— Я боец, — сказал Керли.
— Ты-то? Боец? Это, по-твоему, поле боя? Связали, отвезли в лесок, а теперь что? Башку снесете? Ну-ну. Герой. Боец из тебя, как из говна — пуля.
— Идет священная война, — сказал Керли. — И начала ее твоя шобла.
— Моя шобла? Моя шобла торгует мягкой мебелью.
По кронам пробежал ветерок, и шум ветвей прозвучал одобрительным гулом зрительного зала. Хасан почувствовал, как по жилам струится кровь, как под ложечкой набухает пузырь страха. Пузырь мог лопнуть в любую секунду. Или подняться ввысь и унести Хасана прочь.
Он посмотрел на Ларри:
— А ты? Так и будешь стоять и смотреть, как он тут выкобенивается? Тоже небось боец, да?
— Заткнись.
— Ага, сейчас. А если не заткнусь, то что? Башку мне снесете? Пошли вы оба в жопу. Хотите видос заснять? Давайте. Снимайте. Снимайте прямо с этого момента. Вы оба — ссыкливые чмошники вместе с вашей бэ-эн, мать ее, пэ. Мудаки. Лузеры.
— Мы не из БНП, — сказал Керли.
Хасан запрокинул голову и расхохотался.
— Чего ржешь?
— Думаете, меня волнует? — сказал он. — Думаете, меня серьезно волнует, откуда вы? Из БНП, или из Лиги английской обороны, или еще из какого сраного кружка нациков, — думаете, меня это волнует? Вы ничто. Вы никто. Вы до конца жизни просидите за решеткой и даже после этого — угадайте что? После этого вы так и останетесь никем.
— Так, — сказал Ларри. — С меня хватит.
Даффи, разумеется, тут же прибыл на всех парах. Он все это время держался неподалеку. Его взору предстала корзина для бумаг, невинно перекатывающаяся по ковру, и стеклянная стена без каких-либо следов совершенного над ней насилия. Тем не менее Тавернер была белее мела, и Лэм, судя по выражению его лица, считал это некоторым достижением.
— Куратор никогда не палит своего агента, — сказал Лэм. — Из всех предательств это самое страшное. И именно его совершил Партнер, использовав Стэндиш в качестве живого щита. А теперь и ты делаешь то же самое. Может, я и старой закалки, но не допущу, чтобы это повторилось.
— Партнер? — переспросил Ник Даффи.
— Все, хватит, — сказала Тавернер. — Он превратил Слау-башню в личное войско. Он самовольно проводил операции! Отведите его вниз.
Пока она говорила, Лэм обнаружил в кармане плаща блудную сигарету и теперь пытался ее распрямить. Судя по выражению его лица, эта проблема занимала его больше всего.
Даффи был не при оружии. Нужды в этом не было.
— Так, Лэм, — сказал он. — Оставь в покое сигарету, сними плащ и положи на пол.
— Ладушки.
Даффи невольно покосился на Тавернер. И немедленно встретился с ней взглядом.
— Только сначала я должен кое-что сообщить.
Теперь оба смотрели на Лэма.
— Во внедорожнике, который один из твоих отвел на подземную стоянку, на заднем сиденье лежит бомба. Большая.
Прошла секунда.
— Прикалываешься? — спросил Даффи.
— Может, и не прикалываюсь, — пожал плечами Лэм и повернулся к Тавернер. — Говорю же, я к тонкостям не привык.