— И кстати, это называется интернет, — добавил Ларри.
— Что называется?
— Интернет называется интернет. Интранет — это другое.
— Один хрен.
Ларри и Мо снова переглянулись, и взгляды их выражали взаимопонимание.
— Ладно, — подытожил Керли, — если в нем еще осталось хоть чуток говна, завтра он обгадится так, что любо-дорого. — И, словно ставя точку в изящно сформулированном аргументе, добавил: — Пойду-ка я посру.
Он встал, обрушив одновременно оба стула.
Ларри, глядя ему вслед, закурил и перебросил пачку Мо:
— Думаешь, он потянет?
— Он не такой идиот, каким притворяется.
— Да уж. Ума палата у мудилы. Даже умеет жевать и ходить одновременно. Очевидно, что не такой идиот, каким представляется.
— Я сказал «притворяется».
— Я слышал.
По другую сторону двери Керли, не поведя бровью, дослушал их разговор до конца, а когда убедился, что он окончен, бесшумно, словно пласт сигаретного дыма, метнулся по коридору на второй этаж, где сделал звонок с мобильного телефона, о наличии которого двое других не знали.
Лэм сидел у себя за столом, перед ним лежала папка с бумагами (результаты анализа данных по парковочным аномалиям в центре Лондона, или по учетным записям в «Твиттере», или по странным покупкам недвижимости в Бистоне с оплатой наличными), но внимание его, казалось, было приковано к пробковой доске на стене, с прикнопленной к ней коллекцией всевозможных скидочных купонов: промоакция местной пиццерии, спецпредложение на слойки с колбасным фаршем от бюджетного супермаркета… Кэтрин смотрела из дверей. Она хотела было уже войти и прибавить свой отчет к стопке на столе, но в последний момент что-то заставило ее передумать. Лэм сейчас был не похож на того Лэма, которого все они хорошо знали и любили, как собака палку. В его облике сейчас было что-то незнакомое, что-то, чего раньше не было.
По иронии судьбы Кэтрин Стэндиш одно время предвкушала знакомство с Джексоном Лэмом. И в этом была вина Чарльза Партнера. Когда-то, в глубоком средневековье, Лэм был одним из оперативников Партнера. В современном же ей мире он возник в еженедельнике Партнера, в расписании встреч, в строчке «10:00». «Джексон Лэм у нас очень своеобразный, — сообщил ей тогда Партнер. — Думаю, он вам понравится». И она, учитывая источник данной рекомендации, тоже так думала.
В карьере Лэма тогда был переходный период: из заграничных отпусков (как называли эту работу оперативники) его перебрасывали на домашний фронт, хранить родной очаг. В то счастливое время — сразу же после окончания холодной войны и непосредственно перед тем, что началось минут десять спустя, — мир представлялся безопасным местом. Она знала, что Лэму пришлось поработать по ту сторону занавеса, и это, разумеется, способствовало формированию некоторых заочных представлений о нем: не то чтобы романтический флер, но явно мужественный характер.
Поэтому, когда, на восемьдесят минут позже назначенного, в приемную ввалился расхристанный толстяк, то ли с похмелья, то ли просто все еще пьяный, это стало для нее неожиданностью. К тому времени Партнер уже ушел на другую встречу, ничуть не удивленный тем, что Лэм опаздывает. «Когда явится, налейте ему кофе». Она налила ему кофе и предложила кресло для посетителей, где он расположился на манер ленивца в развилке ствола. И заснул. Либо сделал вид, что заснул. Всякий раз, когда она посматривала в его сторону, глаза у него были закрыты, а на губах вздувалась слюнка, но ощущение, что за ней наблюдают, не покидало ее все время, пока Лэм сидел в приемной.
Пару лет спустя мир перевернулся. Партнер умер; подразделение в Слау-башне работало полным ходом, и царствовал там Джексон Лэм.
И как-то так получилось, что Кэтрин Стэндиш оказалась рядом. Лэм, как выяснилось позже, специально просил, чтобы ее прикомандировали к нему, хотя ни разу даже намеком не дал понять зачем. А она не спрашивала. Если он намеревался подбить к ней клинья, то опоздал на годы. Одно время она не раздумывая переспала бы с ним и навряд ли даже вспомнила бы потом, но с тех пор, как завязала с выпивкой, стала куда разборчивей в сексуальных партнерах, а именно — не спала вообще ни с кем. И если эту практику ей суждено когда-нибудь оставить, то сделает она это не ради Джексона Лэма.
А вот теперь в его облике сквозило что-то непривычное, то, чего раньше она не замечала. Возможно, это была злоба, но злоба на тормозах, контролируемая, как и все остальные эмоции в Слау-башне, тем же чувством общего бессилия. Бо́льшую часть служебной карьеры Лэм провел в тылу врага, а теперь враг стоял прямо перед ним, и Лэм ни черта не мог с этим поделать, кроме как сидеть и смотреть. Странным образом Кэтрин вдруг захотелось сказать ему что-то ободряющее. Что-то вроде: «Мы их найдем».