Хроника № 13

Но почему? Что со мной не так? – искренне опечалится Бухалов.

Начинается! Одно зеркальце запылилось или дало трещинку, мы уже забеспокоились! Все должно сверкать и отражать безукоризненно! Отстань от меня, Бухалов. Иди на х., короче говоря! Все.

И – хлоп дверью.

То есть – его за дверь.

Салтыков доволен удачной репетицией будущего разговора.

Но через некоторое время что-то начинает беспокоить.

Он возвращает воображаемого Бухалова на воображаемый ринг.

Делает новый выпад:

На самом деле ты всегда знал, что я умнее и талантливей тебя. Не говоря уж о том, что пишу грамотно, это я так, к слову. Хотя стыдно тебе должно быть. И вот ты приезжаешь на мою могилку. Чтобы поплакать: какой был человек! И порадоваться за себя: а я жив.

Салтыков, я ведь обижусь!

Не верю! Ты никогда ни на кого не обидишься. Знаешь, почему? Потому, что это испортит тебе настроение. Я однажды к тебе подошел, какой-то университетский вечер был, ты, конечно, организатор, стоишь в сторонке, такой благостный, зришь дело рук своих, я подошел, что, говорю, хорошее настроение? А ты говоришь: у меня всегда хорошее настроение.

И что?

Да то! Я на всю жизнь запомнил! Человек, у которого всегда хорошее настроение! Это как же надо себя накачивать!

Или над собой работать, спокойно ответит Бухалов. Не пробовал?

Да вижу у тебя в журналах – тренинги, практики, йога-хойога! Над душой надо работать!

Мы и работаем. Я понял твою проблему, Салтыков.

Слава богу, всю жизнь ждал! Изложи!

Ты не умеешь радоваться, не умеешь любить, не хочешь и не любишь работать над собой. Ты уговариваешь себя, что у тебя все в порядке, а сам всю жизнь завидуешь мне. Моим семьям – а я в них счастлив был, особенно в последней. Тому, что я умею любить, путешествовать, что у меня сто тысяч друзей, что вокруг меня все кипит и движется, что я встаю каждое утро с ощущением счастья!

Ты про это уже рассказывал!

А ты не верил.

И не верю. Минутку, Бухалов…

Бухалов!

А тебе не все равно? По-настоящему уважающий себя и самостоятельный человек и фамилию Сучкин сделал бы великой! В этом и дело – я, ленивый и лежачий, на самом деле свободен и самостоятелен. А ты зависишь от зеркал, в которых отражаешься! Вот окажемся мы на необитаемом острове. Я буду кокосы собирать и песни петь, а ты сдохнешь от тоски: как же, не перед кем выступать, красоваться, показывать себя!

Я буду строить плот или корабль. Ты одно объясни, Салтыков, если я тебе так неприятен, почему ты все жизнь живешь с мыслями обо мне? А? Может, ты во мне видишь свое нереализованное я?

Неправда! Кто тебе сказал, что я живу с мыслями о тебе?

Ты сказал.

Когда?

Сейчас. Ты же с собой говоришь.

Да, признал Салтыков. Подлавливая на чем-то воображаемого Бухалова, я, похоже, поймал реального себя. В самом деле, почему я так часто о нем думаю?

Потому, что то и дело натыкаюсь на его фамилию в интернете. Раздражает.

Есть другие, на кого ты натыкаешься еще чаще.

Они мне никто.

А он кто?

Просто есть люди – как икота, подумал Салтыков. Ты почему-то о них часто думаешь. Есть случаи понятные. Вот полгода назад обсуждалась кандидатура нового заведующего кафедрой вместо уходящего Кочелаева. Присутствовал декан Казин, покровитель и учитель Салтыкова, процедура была демократичной, но от Казина зависело очень многое. Все были уверены, что Казин предложит Салтыкова. И Салтыков был уверен. Жаловался Кате: не хочу я этих галер. Но уже готов был смириться, взять на себя ответственность. А Казин предложил Сирожкину, Таню Сирожкину, тридцатидвухлетнюю свистульку, только что защитившую кандидатскую! Салтыков был потрясен предательством Казина, да и других: за Сирожкину проголосовали все.

Тогда у него было что-то нервного срыва, мучила бессонница и бесконечно, стоило закрыть глаза, возникало в воображении лицо Сирожкиной. Именно ее, а не Казина или других. Сирожкина, Сирожкина, Сирожкина без конца. Впору бежать к психиатру и просить таблеток.

От чего? – спросит он.

От Сирожкиной!

Потом прошло.

Но тут, повторяем, понятно. Икота объяснимая.

А есть у них такой преподаватель Мусимов, который славен только тем, что у него панкреатит и он питается из баночек паштетами и пюре для грудничков и что вот уже двадцать лет читает студентам одни и те же, когда-то им написанные, лекции. И все. Но почему-то он тоже частенько забредает в мозг Салтыкова, сидит там и ковыряется чайной ложечкой в баночке с паштетом.

Тебе чего? – мысленно спрашивает Салтыков.

Ничего.

А чего пристал ко мне?

Просто зашел посидеть. Нельзя?

Можно. Но почему ко мне?

Не знаю.

Такие вот странности.

Завтра суббота, двадцать третье, Бухалов приедет и позвонит, а Салтыков еще не готов.

И не буду готовиться, решил он. Как будет, так и будет.

Катя спросила:

– Придумал что-нибудь?

– Даже не собирался. Просто пошлю его к черту.

– Правильно. Я почитала о нем. Куча информации, просто мировая знаменитость. Но вглядишься – фикция. Деятельность ради деятельности.

– Если читала, значит заинтересовал.

– Просто из любопытства.