Хроника № 13

Они с Мариной улыбнулись друг другу и поняли, насколько же истосковались по прежним вечерам, сидению за картами за одним столом, нечаянным взглядам, оброненным словам, легким намекам… У Марины даже в глазу защипало.

Ждали: вот-вот Дымшев уберется, все будет по-старому.

Но он не убрался, что-то у него не ладилось с возвращением на орлиные высоты.

Ремонт закончился, стало стандартно, офисно, неуютно: дерево везде, где могли, заменили на пластик, поставили стеклянные прозрачные двери, убрали с окон занавески, повесив жалюзи. Марина этого не вынесла, собственноручно сняла жалюзи с окна, возле которого сидела, повесила занавесочки. Дымшев, увидев это, постоял, посмотрел, но ничего не сказал.

Заметили, что вид у него не всегда свежий, а глаза бывают красноватыми.

– Пианство! – поставил диагноз Павел. – Вот что губит орлов!

Кстати, «наш орел» стало укоренившейся кличкой Дымшева.

А потом исчезла и машина с шофером. Дымшев приезжал сам, но все-таки на «мерседесе», хоть и не самом крутом и не новом, а иногда его доставляло такси – когда он был очень уж несвеж после вчерашнего.

Никто в его дела не лез, он, естественно, тоже не собирался откровенничать. Целыми днями сидел в своем кабинете, перестал собирать планерки.

– Орлы вспоминают минувшие дни! – громко шептал Павел.

– В тетрис играет, – усмехался Влад.

– С женщинами на сайтах знакомств переписывается, – подхватывала Марина.

– Или порнографию смотрит, – хихикала Лиза.

– А может, просто спит, – предполагала Ирина.

Борис Соломонович молчал – не из-за уважения к начальству, просто не в его характере было подтрунивать над слабыми и неумными.

Однако, как бы ни был слаб Дымшев, а жизнь испортить им сумел, уничтожил пятницу. Правда, и сам по пятницам не задерживался, но устраиваться кое-как среди новой офисной мебели, пахнущей химикатами, не хотелось.

В начале декабря выпал первый снег, потом растаял, потом навалило за ночь столько, что нельзя было пройти, все весело взялись за лопаты, расчистили дорожки, навалив по бокам сугробы-отвалы, стало по-новогоднему красиво и празднично.

И так всем захотелось пятницы, так затосковали по ней!

Марина сказала:

– А знаете что? В комнате, где кухня была, там же только копировальный аппарат стоит. Она пустая! Взять да и привезти все обратно. То есть новое. Стол, холодильник, ну, понимаете, да?

Она была почти уверена, что ее не поддержат: очень уж радикально.

Но Борис Соломонович ответил абсолютно серьезно:

– Мне нравится. У нас тут материальные пропуска не нужны, в субботу сами все привезем и оборудуем.

Все почувствовали себя бунтовщиками и революционерами.

– Нет, а что он нам сделает? Уволит? В суде оспорим! – разошлась тихая Ирина.

– Вот именно! – поддержал Павел. – Какой-то пацан будет тут! У меня язва уже, между прочим!

Всю неделю заговорщики обсуждали план действий, собирали деньги на приобретение всего необходимого.

– Еще и плиту поставим! – грозила Марина.

– Нет, это чересчур, пожарники не разрешат, – урезонила Ирина Сергеевна.

И в субботу все исполнили, как задумали, удивляясь, как все оказалось несложно и быстро. И недорого.

Кухня приняла почти прежний вид, хотелось тут же засесть за стол, начать праздновать и сыграть мощную серию партий в «литературу» аж до полуночи. Но сдержались: надо все же посмотреть на реакцию Дымшева.

В понедельник он приехал поздно, около двенадцати, сразу прошел в кабинет. Через полчаса вышел и направился к кофейному автомату. Там была Лиза. Она испуганно посторонилась, Дымшев налил себе кофе, оглядел все мутным взглядом и ушел, не сказав ни слова.

Так и просидел в кабинете, а перед отъездом громко сказал, ни к кому не обращаясь:

– Упрямые вы люди, я смотрю!

Очень странная фраза, если подумать. Кто упрямый, то как раз он – прицепился к кухне, которая ему не мешала. Да уж, есть люди: обвиняют других именно в том, в чем сами виноваты!

У Дымшева, видимо, миновала черная полоса, он опять с кем-то активно переговаривался по телефону, был свеж, деловит, даже возобновил планерки. Главное – ровно в шесть исчезал.

И настала пятница – первая пятница после долгого перерыва.

С утра все были слегка возбуждены.

– Я перед первым трахом так не волновалась, – сказала Марине Лиза, иногда допускавшая такие выражения, хотя и была девушка в целом интеллигентная.

– И не говори! – отозвалась Марина.

– Ничего особенного не случилось, – обмолвился Борис Соломонович, мудро умеряя чрезмерный восторг: завышенные ожидания чреваты разочарованиями.

И вот Дымшев уехал.

На этот раз не стали оттягивать, и без того истомились, тут же начали готовиться, накрывать на стол, резать, расставлять, раскладывать.

– Прямо счастье какое-то! – сказала Ирина Сергеевна, утирая глаза.

Борис Соломонович достал водку.

– На чем? – спросило Павел.

– Ни на чем. Чистая. В определенном смысле жизнь начинается с нуля. Вернее, с простых величин.

– Это очень верно, – покачала головой Ирина Сергеевна, глядя на Бориса Соломоновича с откровенной нежностью, – вы даже не представляете, как это верно!

То был, наверное, лучший вечер в их жизни. По крайней мере, той жизни, которую мы можем назвать пятничной.