Хроника

Итак, братья разрешили мне говорить с отцом моим наедине, поскольку из-за моих слов, уже высказанных, они стали более уверены во мне. Но тем не менее они подслушивали за стеной наш разговор. Ибо они дрожали, как тростник в воде, как бы отец мой своими ласковыми словами не изменил моего настроения, и боялись не только за спасение души моей, но и того, как бы мой уход не послужил поводом для других не вступать в орден. И вот отец мой сказал мне: «Милый сын, не верь этим мочерясникам (то есть тем, которые мочатся в рясы), они тебя обманули, идем со мной, и я все свое дам тебе»[228]. И я ответил и сказал отцу моему: «Ступай, ступай, отец! Мудрец говорит в Притчах 3, 27[229]: "Не мешай делать добро тому, кто может; если ты в силах, и сам делай добро"». И ответил отец мой, со слезами сказав мне: «Сын! Что же я скажу матери твоей, которая беспрерывно сокрушается о тебе?» Я ему в ответ: «Ты скажешь ей от моего имени: так говорит сын твой: "Отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня" (Пс 26, 10). Он также говорит: "Ты будешь называть Меня отцом твоим и не отступишь от Меня" (Иер 3, 19), ибо "благо человеку, когда он несет иго в юности своей" (Плач 3, 27)». Выслушав /f. 224b/ все это, отец мой, отчаявшись в моем уходе [из ордена], распростерся на земле перед братьями и мирянами, пришедшими с ним туда, и сказал: «Призываю на тебя тысячу диаволов, проклятый сын, и на брата твоего, который находится здесь с тобой и соблазнил тебя. Да будет с вами вечное мое проклятие, которое да отдаст вас адским духам». И он удалился в высшей степени взволнованным. Мы же, когда он нас оставил, весьма утешились, воздавая благодарность Господу нашему и говоря себе: «"Они проклинают, а Ты благослови" (Пс 108, 28). Ибо, "кто благословен на земле, будет благословен в Боге. Аминь!" (Ис 65, 16)»[230]. Итак, миряне удалились, весьма ободренные моим постоянством. Но и братья были очень рады тому, что Господь внушил мне, Своему отроку, поступить мужественно. И поняли они, что истинны слова Господа, сказанные Им, Лк 21, 14–15: «Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам».

А на следующую ночь меня укрепила Святая Дева. Ибо мне привиделось, будто я лежу, распростертый перед алтарем для молитвы по обычаю братьев, когда они вставали на утреню. И услышал я голос Святой Девы, позвавшей меня. И, приподняв голову, увидел я Святую Деву, сидящую на алтаре, на том месте, куда кладут дары и чашу: у груди ее был Младенец, которого она протягивала мне со словами: «Не бойся, подойди и поцелуй Сына моего, Которого ты вчера восславил пред людьми». И хотя я испытывал трепет, я увидел, с какой радостью Младенец простер ручки, ожидая меня. И вот, полагаясь на радость и невинность Младенца, а также на такое щедрое великодушие Его матери, я подошел, обнял и поцеловал Его. И /f. 224c/ мать благосклонно отдала Его мне на длительное время. И поскольку я не мог насытиться Им, Святая Дева благословила меня и сказала: «Иди, возлюбленный сын, и не допусти того, чтобы братья, которые поднимутся к утрене, нашли тебя с нами». Я успокоился, и видение исчезло. Но в сердце моем осталась такая сладость, что об этом я не в состоянии поведать. Признаюсь, что никогда в жизни я не испытывал такой сладости. И тогда я узнал, что истинно речение, гласящее: «Тот, кто вкусил духа, теряет вкус к плоти»[231].

В то время, когда я еще оставался в городе Фано, мне приснилось, что сын господина Томмазо де Армари из города Пармы убил одного монаха, и я рассказал сон моему брату. А спустя несколько дней через город Фано проходил Амидзо де Амичи, направлявшийся в Апулию, чтобы получить там золото, и он пришел в обитель братьев повидать нас, поскольку он был наш знакомый и друг, и даже сосед. И мы, как бы издалека, стали его расспрашивать, как дела такого-то (а звали его Герардо де Сенцанези), – и он ответил нам: «С ним плохо, так как он второго дня убил одного монаха». И поняли мы, что сны иногда сбываются.