Далее, третьим сыном господина Гварино был Ансельмо, муж красивый, но совсем непригодный к ратным делам, ибо он был воспитан в Римской курии с кардиналами, от которых он воспринял праздные нравы священников. Четвертым был Гульельмо, которому, как я думаю, было 20 лет, когда он скончался, юноша весьма совестливый (ибо он желал исповедоваться по крайней мере раз в неделю). Пятым был господин Обиццо, недавно ставший епископом Пармским, /f. 233c
/ а до этого он много лет был епископом Триполитанским. Это был как бы муж брани. И его можно описать так, как я описал выше[305] господина Николая, епископа Реджо. А именно, с клириками он был клирик, с монахами – монах, с мирянами – мирянин, с рыцарями – рыцарь, с баронами – барон. Он был большим плутом, большим мотом, щедрым, милостивым и обходительным. В начале своего служения он продал задешево и передал каким-то проходимцам много земель и владений епископских. Вот почему Гиберто да Дженте во времена папы Урбана[306] обвинил его в мошенничестве, расхищении и продаже епископского имущества. Но впоследствии Обиццо выкупил розданные им земли и много сделал доброго в своем епископстве. Был он мужем образованным, хорошо осведомленным в каноническом праве и весьма опытным в богослужении; умел играть в шахматы; приходское духовенство держал в большой строгости. Церковные приходы он давал тем, кто ему угождал. Любил монахов и в особенности братьев-миноритов. Он совершил один непорядочный поступок: когда он был епископом в Триполи, он оставил свое епископство и с помощью кардинала господина Оттобоно, который впоследствии стал папой Адрианом[307], отнял Пармское епископство у магистра Иоанна ди донна Рифида, архипресвитера кафедрального собора, который был знатоком и канонического и гражданского права и много лет учил и тому и другому; и был он честным и хорошим человеком, хорошо пел и хорошо проповедовал, и, кроме того, он обучил Обиццо каноническому праву; а епископом Пармским он был избран по закону другими канониками после смерти господина Альберта[308], брата его. И если «малая закваска заквашивает все тесто» (Гал 5, 9), то насколько больше немалая? В самом деле, как говорит сын Сирахов, /f. 233d/ 6, 9: «Бывает друг, который превращается во врага и откроет ссору к поношению твоему»; о таком друге говорит сын Сирахов, 11, 31: «Превращая добро во зло, он строит козни и на людей избранных кладет пятно». Так же говорит Мудрец в Притчах 18, 1[309]: «Случая ищет тот, кто хочет оставить друга: он во всякое время будет достоин порицания». Но сказал Авессалом Хусию Архитянину, другу Давидову, 2 Цар 16, 17: «Таково-то усердие твое к твоему другу!» Здесь подходят и слова сына Сирахова, 29, 8–9: «И без причины приобрел себе врага в нем: он воздаст ему проклятиями и бранью и вместо почтения воздаст бесчестием».Далее, шестым и последним сыном господина Гварино, вышеупомянутого родственника папы Иннокентия IV, был господин Тедизио, полный, упитанный и сильный.
О госпоже Цецилии, аббатисе кьяварского монастыря ордена святой Клары, которая, наказанная Богом, обрела плохую кончину
Сестрой же этих братьев была госпожа Цецилия, много лет находившаяся в пармском монастыре ордена святой Клары, затем ее оттуда взяли и поставили аббатисой в кьяварском монастыре, который построил на свои деньги и на своей земле около Лаваньи кардинал господин Гульельм, племянник папы Иннокентия; и был это очень богатый монастырь, и в нем жили и братья-минориты и сестры. Сия аббатиса госпожа Цецилия, наказанная Богом за грубость и жадность свою, обрела плохую кончину. А погибла она так. Брат Бонифаций, визитатор монастырей ордена святой Клары в Ломбардской провинции, хотел разместить по монастырям неких знатных дам, поскольку из-за частых войн они не могли больше находиться в городе Турине в Ломбардии. И когда он разместил по разным монастырям всех, кроме двух сестер, он прибыл с этими двумя в Геную и одну устроил в генуэзский монастырь с согласия сестер и аббатисы, другую – в кьяварский монастырь, /f. 234a
/ где только одна аббатиса была против. И вот вдруг, пока визитатор трапезовал в обители братьев, живших там, аббатиса, придя в гнев душевный и нахмурив чело, набросилась на новую гостью, говоря и приказывая сестрам выгнать ее, ибо ни за что не желала, чтобы та оставалась в ее монастыре. Когда же сестры со слезами и мольбой заступились перед аббатисой за новенькую, аббатиса им ответила: «Ах вы, бестолковые бабы! Вы думаете, я не знаю, зачем я это делаю? Я так поступаю ради блага вашего и ради блага обители нашей». И, схватив ее за руку, вытолкала ее, оправдывая поэтическую строку[310]:Лучше в дом не пустить, чем выгнать из дому гостя.