Хроника Адама Бременского и первые христианские миссионеры в Скандинавии

Источниками цитирования для создателя «Роскилльской хроники» стали Гораций, Вульгата (примеч. 54, 59, 60 к тексту хроники) и Адам Бременский (примеч. 37, 66 к тексту хроники). У первого почерпнуто определение для Олава, сына Харальда Копье, который за свое умение выходить сухим из воды (остался живым после убийства всех его братьев) в конце главы XVII назван «чудищем о многих головах»[374]. Явных и скрытых аллюзий на Вульгату, разумеется, гораздо больше. Многие из них вставлены потому, что они имелись в сочинении Адама Бременского. В этом можно видеть подтверждение мысли Э. Йоргенсен, которая считала труд Адама не только источником сведений, но и литературным образцом для составителя «Роскилльской хроники»[375].

Так, в главе VI он повторяет сравнение Харальда Синезубого с царем Давидом, которое применяет Адам в главе 27 книги II (Gesta. II, 27). В той же главе автор хроники говорит о том, как изменилось отношение Свена Вилобородого к христианству. Он вслед за Адамом употребляет библеизмы, однако несколько другие: «он на конец, после этих кар, познал Господа, стал искать Его и веровать в Него» (здесь три библеизма: post fagella, cog nos cere Deum, quaerere Deum). А вот пассаж из сочинения Адама, послуживший источником (Gesta. II, 39): «Однако Свен познал, что Господь есть Бог (2 Пар. 33: 13), и, пришед в себя (Лк. 15: 17), узрел пред глазами своими грехи свои и в раскаянии взмолился к Господу». Библейская цитата вкраплена в описание постигших Данию голодных лет (XI глава «Роскилльской хроники»): «Господь кого хочет ожесточает, а кого хочет милует» (ср.: Рим. 9: 18). Но та же самая цитата трижды встречается в сочинении Адама (Gesta. I, 15; II, 44; Schоlia 73).

В главе XII находим еще одну библейскую реминисценцию, за которой сразу же следует кусочек из Адама: «Связано ли это благополучие с Эриком, а этот голод – с Олавом (а ни тот, ни другой не заслуживал своего жребия), – известно Тому, Кто знает все прежде бытия его (Дан. 13: 42) и устрояет все, когда желает и как желает» (quando uult et quomodo uult, disponit). Ср. у Адама (Gesta. I, 15; видимо, предыдущая цитата тоже оттуда): «О дивная забота всемогущего Бога об обращении язычников, которую Создатель осуществляет как желает, когда желает и через кого желает!» (disponit artifex ut vult, et quando vult, et per quem vult). После всего сказанного не покажется удивительным, что очередной библеизм (гл. XIII хроники) снова будет иметь источником труд Адама: «И хотя Педер поменял местами ценности, ища своего и того, что цезарево, однако он утверждал, что хотел бы искать и того, что Божье» (ср.: Флп. 2: 21; М. Гертц не заметил, что здесь библеизм). Адам цитирует соответствующее место дважды: Gesta. III, 77; I V, 21.

Наконец, в одном случае можно только подозревать влияние Адама Бременского. Дело в том, что в предисловии к своей книге он использует выражение из второго стиха тринадцатой главы книги пророка Иезекииля. А цитату из пятого стиха той же главы находим в «Роскилльской хронике» (гл. XV): «Во время этой смуты в королевстве он (Ассер. – В. Р.) не ограждал себя стеною ради дома Израилева (Иез. 13: 5), но, как колеблемый ветром тростник (Мф. 11: 7), куда бы ни подуло, туда и обращался»[376]. Автор хроники не оставил почти ничего от первоначального смысла цитируемого им стиха: neque opposuistis murum pro domo Israhel («не ограждаете стеною дома Израилева»). Добавив se («себя»), он превратил Ассера из плохого защитника Дании («дома Израилева») в плохого защитника самого себя, мешающего тем самым процветанию Дании. Из контекста следует, что «не ограждать себя стеною» значит быть нетвердым, непостоянным, крепостная стена – символ прочности. Однако в книге Иезекииля идет речь о другом – что неправильно поступают лживые пророки, которые не заботятся о благе Израиля, то есть «не ограждать стеною дома Израилева» значит быть недостаточно рачительным. Похожий случай в главе XIV (примеч. 54 к тексту хроники) заставляет меня думать скорее о неправильном понимании автором текста Вульгаты, нежели о возможной конъектуре: se {ut} murum pro domo Israel non opponebat («он не ограждал собой, как стеною, дома Израилева»)[377].

Стилистический облик хроники сближает ее с анналами, которым свойственны короткие предложения, нанизывание определений (вроде «император Людовик, сын Людовика, брат Лотаря и Карла» или «он был мужем сильным, храбрым и буйным»), нелюбовь к украшательству (за исключением библейских цитат). Лишь в главе XV, оплакивая гибель Магнуса в битве при Фотевиге, составитель «Роскилльской хроники» взрывается чередой восклицаний. Кроме того, рассказывая о смерти Эрика Незабвенного, он не удерживается от нравоучительной сентенции. Однако, несмотря на сухость стиля, его едва ли можно назвать отстраненным наблюдателем. По резкости и отчетливости оценок автор хроники превосходит многих современников. Он характеризует с нравственной точки зрения всех главных действующих лиц, и его суд на первый взгляд кажется читателю нелицеприятным.