16 июня 1919 г.
отрядами белого генерала А. Г. Шкуро взят Екатеринослав. В городе незамедлительно начались расстрелы. Из 20 служащих гостиницы «Астория» было расстреляно 6 человек, в т. ч. ранее изнасилованная горничная. В оврагах вблизи других гостиниц лежали ничем неприкрытые 200 трупов. В балке у Александровской больницы около 2000 трупов. За 3–4 дня в городе, по сообщениям советских газет, было расстреляно около 3000 человек[1140]. Массовые расстрелы произошли на станции «Сватово» – 50 человек. Расстрелы проходили также в колонии для душевнобольных. В городе собаки ели человеческое мясо[1141]. Среди повешенных после пыток были комиссар здравоохранения Гурсин, комиссар Эпштейн, комполка Трупов, следователь армейского особого отдела Гульков[1142].Данные о трех тысячах рабочих, расстрелянных в городе деникинцами, озвучивал в своих выступлениях и Н. И. Бухарин[1143]
. Эта цифра в 3000 человек повторялась и в более поздних сообщениях советских газет, при этом конкретизировалось, что в районе штаба 30 человек были зарыты до головы в землю[1144]. Данные советских газет и деятелей эпохи Гражданской войны дополняют воспоминания с противоположной стороны, например, признание самого генерала А. Г. Шкуро. Последний, в частности, признавал массовые казни евреев, хотя всегда подчеркивал, что боролся с этим явлением. «Обыкновенно, пленив красную часть, казаки командовали: «Гей, жиды, вперед, вперед!» и тут же рубили выходящих. Прослышавшие об этом евреи-красноармейцы предусмотрительно надевали на себя кресты, сходя, таким образом, за христиан, но после того как по акценту некоторые были опознаны впоследствии, казаки перестали верить крестам и проводили своеобразный телесный осмотр пленных, причем истребляли всех обрезанных при крещении[1145]».Характерны и воспоминания участника белого дела З. Ю. Арбатова, проживавшего во времена деникинщины в Екатеринославе:
«…Контрразведка развивала свою деятельность до безграничного, дикого произвола; тюрьмы были переполнены арестованными, а осевшие в городе казаки продолжали грабеж… Государственная же стража часто выезжала в ближайшие села, вылавливала дезертиров и не являвшихся на объявленную добровольцами мобилизацию. Как-то вернулся из уезда начальник уезда полковник Степанов и, рассказывая журналистам о своей работе в уезде, отрывисто бросил: «Шестерых повесил…» Результаты быстро и катастрофически дали себя почувствовать. Негодование крестьян росло с неописуемой быстротой…
…В городе контрразведка ввела кошмарную систему «выведения в расход» тех лиц, которые почему-либо ей не нравились, но против которых совершенно не было никакого обвинительного материала. Эти люди исчезали и, когда их трупы попадали к родственникам или иным близким лицам, контрразведка, за которой числился убитый, давала стереотипный ответ: «Убит при попытке к бегству»…
Жаловаться было некому. Губернатор Щетинин вместе с начальником уезда Степановым, забрав из города всю Государственную стражу, поехал на охоту за живыми людьми в леса Павлоградского уезда… губернатор со стражей сгонял на опушку леса сотни крестьян, бежавших от мобилизации, и косил их пулеметным огнем»[1146]
. Нелестную характеристику Щетинину дал и генерал Шкуро, который работал, по его словам, «на разрушение русского дела»[1147]. Газета «В ружье» сообщала: «Казаки ворвались в Екатеринослав в субботу 28 июня. Кровь стынет в жилах от ужаса, когда я начинаю вспоминать, что видел во время переправы через мост. Мост был в буквальном смысле залит кровью. Своих убитых казаки убирали, а трупы красноармейцев валялись неубранными. Проходя по мосту, казаки подборами поднимали оставшихся наших раненых и сбрасывали их в Днепр, говоря: «Свои не позаботились, так мы вас устроим…». Вместе с нами вели одного пленного командира-коммуниста и молодого еврея-красноармейца. Оба были страшно избиты. На середине моста казаки вспомнили о них, остановились, о чем-то поговорили между собой и затем сбросили в воду…»[1148].В Екатеринославе, помимо массы расстрелов и грабежей, выделяется следующий случай: бедная семья, у которой в рядах армии сын-коммунист, подвергается деникинцами ограблению, избиению, а затем ужасному наказанию. Членам семьи отрубают руки и ноги, в том числе даже у грудного ребенка. Эта беспомощная семья, члены которой не могли без посторонней помощи передвинуться и даже поесть, впоследствии была принята на социальное обеспечение Республики[1149]
.