Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

В сентябре 1919 г. в Майкопе за избиение офицера расстреляны казаки братья Перовы. Первоначально к расстрелу было приговорено 6 казаков, но после того как арестованные казаки забаррикадировались в тюремной камере и в течение пяти суток препятствовали всяческим попыткам проникнуть туда, в условиях массового протестного движения в городе против расстрела, было решено ограничиться расстрелом только братьев Перовых[1325].

Только за сентябрь 1919 г. белогвардейцами в Одессе, согласно данным советской исторической энциклопедии, было расстреляно без суда 3 тыс. человек[1326]. Следует признать, что в указанный период в Одессе происходили массовые расстрелы и особенно самосуды, хотя, на наш взгляд, в кратно меньших размерах.

Октябрь 1919 г.

1 октября 1919 г. белыми войсками под командованием генералов А. Г. Шкуро и К. К. Мамонтова вновь взят Воронеж. Город подвергся грабежу и насилию. Внучка одной из жительниц Воронежа той поры вспоминала рассказ своей бабушки, как «при нахождении в городе белогвардейских отрядов они прятали в перины старшую сестру – Елену – редкостную красавицу. Младшие дети количеством пять человек сидели на этой перине (фактически едва не придушив старшую сестру) и молча смотрели, как солдаты выворачивали комоды и шкафы. Потому что белогвардейцы на самом-то деле очень не прочь были и пограбить, и понасиловать мирное население»[1327]. Также в городе были убиты два железнодорожных охранника[1328].

Большинство расправ в городе происходило на площади Круглых рядов с одобрения атамана Шкуро. Наиболее известна публичная казнь на указанной площади 4 октября 1919 г., когда на ней были повешены комендант города П. П. Скрибис, железнодорожный комиссар В. И. Лаврентьев, командир бронепоезда Шлегель, следователь ЧК Иванов, а также неизвестный по фамилии Петров.

12 октября 1919 г. в Воронеже во время захвата города был схвачен и помещен в подвал гостиницы «Гранд-Отель», где размещалась контрразведка Шкуро, председатель воронежского ВРК А. С. Моисеев. Приговоренный к повешению, он под угрозой самоубийства (разможжения головы об стену подвала) потребовал расстрела. Его требование было выполнено.

Впоследствии, 7 ноября 1929 г., в центре площади Круглых рядов был заложен памятник. Он увековечит ряд жертв белого террора; помимо уже упомянутого А. С. Моисеева это имена 16-летнего журналиста Ефима Бабицкого, председателя Чижовского ревкома С. Ф. Солодовникова, школьницы Марии Копыловой, комиссара И. Т. Зубрилова и многих других. Памятник выполнен в форме куба с урной наверху – символом угасшей жизни. Для изготовления памятника в Воронеж из Павловска был привезен знаменитый павловский красный гранит. Позднее на лицевой стороне памятника были высечены слова «Жертвам белого террора». (Автор проекта – воронежский архитектор А. И. Попов-Шаман.)

Сам атаман Шкуро о репрессиях в Воронеже вспоминал кратко и уклончиво, упирая на красные репрессии. «Захваченная целиком местная Чрезвычайная комиссия была изрублена захватившими ее казаками. Также пострадали и кое-кто из евреев, подозревавшихся в близости к большевикам»[1329]. В действительности масштаб репрессий был большим, как и личное участие в них атамана Шкуро. Впоследствии освобождавший город С. М. Буденный вместе с соратниками напишет атаману Шкуро письмо-ультиматум в характерных выражениях. Если исключить некоторые чересчур красочные выражения, то содержание письма было примерно такое:

«Завтра мною будет взят Воронеж. Обязываю все контрреволюционные силы построить на площади Круглых рядов. Парад принимать буду я. Командовать парадом приказываю тебе, белогвардейский ублюдок. После парада ты за все злодеяния, за кровь и слезы рабочих и крестьян будешь повешен на телеграфном столбе там же, на площади Круглых рядов. А если тебе память отшибло, то напоминаю: это там, где ты, кровавый головорез, вешал и расстреливал трудящихся и красных бойцов.

Мой приказ объявить всему личному составу Воронежского белогвардейского гарнизона.

Буденный»[1330].

Письмо передал дежурному офицеру переодетый в белую офицерскую форму Олеко Дундич.

Следует отметить, что деятельность атамана Шкуро нашла неоднозначную оценку и в мемуарной литературе. Так, П. В. Макаров (советский агент, внедренный в близкое окружение генерала Май-Маевского) писал, что Шкуро представлял собой матерщинника, который «любил оргии и обладал ярко-бандитскими наклонностями», сея повсюду, где бы он ни появлялся, террор и грабежи. Шкуро держал при себе кинооператора, часто снимавшего казни пленных красноармейцев. Схоже характеризовал Шкуро полковник-юрист И. М. Калинин: согласно ему, «опереточный генерал» страдал «грабительскими замашками» и «к нему стекались все, кто не дорожил жизнью, но кому бы хотелось крови, вина и наживы»[1331].