… Мы сидели, ожидая своей участи. Убежать не могли боялись, что раненый ранее дядя истечет кровью. Слышим, как открывают ворота, как въезжает БТР, как бросают гранату в пустой подвал. Вошли в комнату. Их было 18–20 человек. На вид трезвые, только глаза будто остекленевшие. Увидели дядю: «Когда ранило? Где автомат? Где духи?» Раиса бросилась к пришедшим: «Не убивайте, никого в доме нет, автоматов нет, папа тяжело ранен. У вас же тоже есть отец?» «У нас приказ убивать всех от 14 до 65 лет», заорали пришедшие и стали опрокидывать ногами ведра с водой. А мы уже знали, что это значит: теперь непременно сожгут, а воду вылили, чтобы нечем было тушить. Омоновцы вышли из комнаты. Бросили в дверь гранату. Раису ранило. Она стонала. Я слышала, как кто-то спросил: «Что?» Рядом ответили: «Баба еще жива». Это про Раису. После этих слов два выстрела из огнемета. Я почемуто не могла заставить себя закрыть глаза. Знала, что сейчас убьют, и хотела только одного умереть сразу, без боли. Но они ушли. Я оглянулась Раиса мертва, дядя тоже, а Ася жива. Мы с ней лежали, боясь пошевелиться. Горел трельяж, занавес, ленолиум, пластмассовые ведра. Нас оставили жить по ошибке, приняв за мертвых…
Я подошла к школе. Там женщины вынимали из петли нескольких повешенных мальчиков. На вид 1–3 класса. Дети от ужаса выбежали из здания. Их поймали и удушили на проволоке. Глаза вылезли из орбит, лица распухли и стали неузнаваемы. Рядом была куча сгоревших костей, останки еще, примерно, 30 школьников. По словам очевидцев, их также повесили, а потом сожгли из огнемета. На стене чем-то бурым было написано: «Музейный экспонат будущее Чечни». И еще: «Русский медведь проснулся». Больше я никуда идти не могла. Вернулась домой. От дома остались только стены. Остальное сгорело. Мы с Асей собрали в клеенку и газетную бумагу пепел и кости дяди Насрейдина и Раисы. Дядя прожил 47 лет, а Раисе в июле должно было исполниться 23.
Мы приехали в Москву не только для того, чтобы донести до вас боль нашего народа, мы хотели, прежде всего, напомнить об убитых солдатах. Нам дико смотреть, как их тела вывозят на вертолетах в горы и там сбрасывают на растерзание диким зверям, как трупы разлагаются в озере ядовитых отходов химкомбината (между Грозным и 1-м молочным заводом), сваливаются в силосные ямы.
… Во время пикета у здания Думы оттуда выскочила пожилая, прилично одетая дама. Она смеялась над нами, показывала язык, корчила рожи. Ее поддержали какие-то мужчины. Они плевали в нас жвачкой…
Я хочу, чтобы все знали: да, нам невыносимо жалко наших погибших, но нам жаль и Россию. Что будет, когда убийцы, насильники и наркоманы, бесчинствующие сегодня на нашей земле, вернутся на родину? И еще я не понимаю, как вы можете жить, зная, что сейчас ваши военные живьем сжигают из огнеметов наших детей? На глазах у родителей давят ребенка БТРом и кричат матери:
«Смотри, б…., не отворачивайся!» Как вы после этого глядите в глаза своим матерям, своим женам, своим детям?»
«Случилось это 31 января, рассказывает прапорщик Эдуард Шахбазов. Я сидел в засаде, когда увидел бегущего к нам низкорослого чеченца.
Взвел курок автомата, прицелился. Но, присмотревшись, увидел совсем мальчишку и невольно опустил автомат. До нашего БМП ему оставалось метров 15, когда раздался крик: «Аллах акбар!» и раздался страшный взрыв. Мальчишку разорвало на куски, ранило троих моих солдат и подбило наш БМП. Взрывной волной меня свалило на землю. Вскочив, я увидел бегущих к нашим боевым машинам еще около десятка подростков—живые снаряды…»
«Российские летчики наглядно продемонстрировали свое умение наносить точечные удары. Вчера при бомбардировке горного селения Ведено прямым попаданием авиабомбы разрушен дом командующего Южным фронтом дудаевских незаконных формирований Шамиля Басаева».
Сообщение, переданное всеми средствами массовой информации 1 июня 1995 года. В сообщении не говорилось ничего о том, что в разрушенном «точечным» попаданием доме погибли 11 родственников Шамиля Басаева.
.
Глава 3. Секунда для детонатора