Хроника Чёрных Клинков (Город Мечты. Несущий бурю)

Языки облаков, подобных черному дыму, набегали на солнце, то вспыхивающее, то угасающее, так что шумные и испещренные красными пятнами воды позади Имрира затем-йялись, успокаивались, как бы завороженные черным страхом, плывущим сквозь их зловещие водовороты.

На обломках рухнувших стен стоял человек и глядел на волны. Высокий, широкоплечий, с узкими бедрами, с бровями вразлет, с плотно прижатыми к голове ушами без мочек, с высокими скулами и малиновыми плотными губами на мертвенно-бледном аскетическом лице. Он был одет в черный стеганый колет и тяжелый плащ, и то и другое густого, мрачного оттенка, контрастирующего с почти бесцветной кожей альбиноса. Ветер, теплый, порывистый, играл с его плащом, захватывая, сворачивая и разворачивая полы. На порывах он весело гудел в брешах и зубцах разбитых башен.

Эльрик слушал его завывания, и его память наполнялась сладкими, грустными мелодиями древнего Мельнибона. Но он вспомнил и другую музыку его предков, когда, подвергая утонченным пыткам рабов, они подбирали их безумные крики, создавая жуткие симфонии.

На мгновение ему захотелось, чтобы он никогда не сомневался в законах жизни Мельнибона, захотелось принять их без вопросов и таким образом отбросить раздвоенность своего сознания. Но все это было в прошлом, как в прошлом остался прежний Мельнибон. Он горько улыбнулся.

Позади него послышался стук падающих камешков. Кто-то шел к нему. Это был маленький рыжий человечек с широким ртом и глазами, всегда ясными и веселыми.

— Ты опять глядишь на восток, Эльрик, — проворчал Мунглум. — Эта привычка кажется мне уже неизлечимой.

Эльрик положил руку с длинными тонкими пальцами на плечо Мунглума.

— Куда же еще смотреть, друг, если весь мир оказался под пятой Хаоса? Или ты прикажешь смотреть в будущее? С улыбкой и надеждой, что старый мир уцелеет, и у моих ног будут играть дети? — он слабо засмеялся. Но это был не тот смех, который хотел бы услышать Мунглум.

— Сепириту обещал помощь Белых Лордов. Она должна прийти. Мы непременно дождемся ее.

Мунглум искоса глянул на сияющее солнце, а затем, как ни в чем не бывало, уставился под ноги на глыбу; на которой стоял. Эльрик помолчал немного, ожидая, пока стихнет порыв ветра, затем сказал:

— Все в руке судьбы, мы же бессильны что-либо предпринять. Я молюсь, чтобы люди, которые унаследуют наш мир, могли действовать по собственной воле.

Он коснулся подбородка пальцами, затем взглянул на руку, разглядывая ногти, суставы, мускулы и вены, рельефно выступающие на мраморной коже. Он пропустил пальцы сквозь свои тонкие шелковистые волосы и глубоко вздохнул.

— Логика! Мир жаждет логики. У меня ее нет, хотя я здесь и создан как человек с умом, сердцем и душой. Миру нужна логика?.. Вся логика мира не стоит одной счастливой догадки. Человечество мучительно ткет паутину мудрых мыслей, хотя другие, безымянные ткачи, действуя случайным образом, добиваются лучшего результата. Так много ли смысла в мудрости?

— Не знаю. — Мунглум вздохнул. — Так говорят искатели приключений, циники. Но мы же не дикари и не циники, Эльрик. Другие люди идут своими путями и находят другие смыслы, чем ты.

— Я иду путем, который предопределен. Ладно, пошли в Драконьи Пещеры и посмотрим, удалось ли Дайвиму Слорму разбудить наших рептилий.

Они спустились к основанию развалин и пошли по узкому оврагу, который когда-то был самой прекрасной улицей Имрира. Потом вышли из города и прошли по тропе, заросшей густой, короткой травой, вспугнули стаю больших воронов, которые поднялись в воздух. Лишь их предводитель уселся, балансируя, на куст. Его перья были взъерошены, он взирал на людей с высокомерным превосходством.

Вниз, мимо острых скал, к темному зеву Драконьих Пещер, вниз, шаг за шагом, по ступеням, выхватываемым из тьмы чадящим факелом, во влажный теплый мрак, заполненный густым запахом рептилий. В первой пещере лежали громадные распластанные тела спящих драконов, их свернутые кожистые крылья были прижаты к телам, их зеленые и черные чешуйки отливали радугой, их когтистые лапы были подобраны, а небольшие головы с приоткрытыми челюстями обнажали длинные зубы, которые в темноте пещеры походили на белые сталактиты. Их раздутые красные ноздри издавали слабый храп. Запах, исходящий от их тел и дыхания, невозможно было спутать с другим.

Он будил в Мунглуме воспоминания, унаследованные от его предков, окрашенные в мрачные тона, о тех временах, когда эти драконы и их повелители пересекли подвластный им мир, их огненосный яд капал из пастей, воспламеняя все, над чем они летели. Эльрик, знакомый с драконами, тяжело переносивший их запах, прошел через одну пещеру, пока не нашел Дайвима Слорма, расхаживающего с факелом в одной руке и свистком в другой. Он яростно ругался.

— Ничего! Даже не шевелятся, Эльрик, даже не моргают! Возможно, они не проснутся, пока не проспят несколько десятков лет. Ах, зачем мы использовали их так неразумно, когда они нужны нам теперь!

— Ни ты, ни я не знали, что они понадобятся так скоро. Поэтому сожалеть бесполезно.