В два часа в этом углу большого ресторана выключали свет, потому что основной поток посетителей, приходивших пообедать, заканчивался. Когда она подняла голову и отняла руки, которыми согревала глаза, то увидела, что сидит в темноте, как в погребе, виднелись только большие балки вверху и по бокам, державшие конструкцию зала. Она предполагала, что на улице идет дождь, шум машин подтверждал: жизнь идет. Кровь, пока она сидела закрыв глаза и словно спала, набиралась сил в желудке, чтобы потом двинуться по своим обычным путям. У нее все уже работало: голова, руки и ноги. Немного позднее она вышла из ресторана через боковой выход, к которому можно было пройти через туалет и который, в отличие от главного, не был под наблюдением персонала. Она страшно испугалась на переходе, когда машина остановилась у самой разметки. Она тут же приняла позу готовой к нападению, выставив руки для защиты, однако машина затормозила в последний момент, не доехав совсем немного до полос, обозначающих переход, на которые заезжать было нельзя.
Поздней осенью А. двинулась в сторону Гармиша, где надеялась подыскать больницу, в которой могла бы родить ребенка. Она добралась до Гармиша за день, но потом отказалась. Мужчина, который довез ее туда и был готов взять на себя все расходы, предложил ей пойти вечером в ресторан. У нее начала идти носом кровь, ей стало нехорошо. Она добралась до туалета, где почувствовала себя увереннее, но она не смогла бы заставить себя нравиться этому мужчине. Она его не хотела.
В бегах
В БОННЕ она устроилась секретаршей и кассиршей в небольшой студийный театр. Однажды позвонили из полиции и потребовали директора. Девушка решила, что звонок по ее поводу. Она взяла 200 марок из кассы, за которую отвечала, и уехала в Северную Германию. Когда она сидела в поезде, ее еще познабливало. В зале ожидания первого класса в Люнебурге к ней привязался какой-то тип, непременно собиравшийся с ней встретиться: по недоразумению он решил, что она из доступных женщин. Она смогла отвязаться от него, только оставив в залог свое удостоверение личности. После этого она уже не решалась заходить в зал ожидания первого класса, а просидела всю ночь во втором классе. Дорожная полиция оказалась снисходительной, потому что она предъявила водительские права; вообще-то говорить о снисходительности полицейских было трудно, после того как они избили и выволокли вон человека, вся вина которого заключалась в том, что он был несколько плоховато одет и не допил пиво тут же, как от него потребовали. Что ж, железная дорога сама устанавливает порядки. А. села на первый же поезд. Она изменила направление и поехала в УЛЬМ, потом в АУГСБУРГ, ДЮССЕЛЬДОРФ, ЗИГЕН, в каждом из городов она задерживалась ненадолго, оставляя небольшие долги, так что — если посмотреть на происходящее, не зная других обстоятельств, — можно было подумать, будто она намеренно провоцирует волну преследований, чтобы мотивировать свое постоянное бегство.
В бегах
В БРАУНШВЕЙГЕ она проработала ноябрь, пока не увидела, приехав в вечерний час пик с работы, у дома хозяйки полицию. Она бежала в ШТУТГАРТ.
Из ШТУТГАРТА, не оплатив гостиничные счета, она поехала в МАНГЕЙМ, КОБЛЕНЦ, ВУППЕРТАЛЬ, обогнув ДЮССЕЛЬДОРФ, из ВУППЕРТАЛЯ в КЁЛЬН, но близость с КОБЛЕНЦЕМ ее пугала, и она двинулась дальше в ДАРМШТАДТ.
Собираясь в очередной раз совершить имущественное преступление, она устроилась в ДАРМШТАДТЕ, как до того в разных других городах, совершенно не намереваясь платить за проживание, вопреки ложному впечатлению, которое она намеренно создавала.
Обобрали