Хроника его развода

– …Пескарь, – Слава покачал головой, – не согласился. По понятиям ведь как? Если ты вор, значит, семьи иметь права не имеешь, жить должен скромно. А этого уже нет! По херу теперь понятия! У воров – и жёны, и любовницы, и дворцы с павлинами. Пескарь этого не приветствует, как в прошлом веке живёт. – Он ухмыльнулся. – «Не смогу я, – сказал, – вором быть. У меня семья, я роскошь люблю». Чё смотришь? Была у него роскошь, была. Тачки, квартиры… Проколол всё… «Крыши» из-под него ушли, потом жена бросила, вот мы с ним по городам и гастролируем. То хату где-нибудь выставим, то магазин ломанём… Ну, давай, Гендос. За нормальных парней!

Выпили. Слава закусил хлебом.

– Ладно, – подытожил он, – отдохнуть пора. Дельце одно нужно завтра обстряпать и на дно залечь. А то чересчур мы шурудим последнее время.

– Дело-то хоть толковое? – как можно безразличнее, для пущей естественности зевнув, спросил Генка.

– Толковое. Барыга шубы на рынке продаёт. Денег – до херища! Возьмём с него долю малую и разбежимся.

Слава хлопнул ладонью по выключателю, завалился на кровать, ткнул носком ботинка в красную кнопку телевизора.

На экране появились поле, трактор и Борис Николаевич Ельцин в окружении крестьян. Президент держал в ладони картофелину и восхвалял её.

– Наш, – скрежетал президент, – картофель… Его, когда сваришь… попробовать приятно… А их, европейский, понимаешь, ешь, он как из пластмассы…

«Завтра, – подумал Генка, – будет понедельник. Явлюсь в управление. Напишу рапорт. Может, мы возьмём их прямо здесь, тёпленькими. Предотвращение тяжкого преступления, два гастролёра-рецидивиста. Я даже знаю, как назовут эту операцию. Её назовут «Сакко и Ванцетти»!».

Слава начал подхрапывать. Генка растянулся на кровати, зажмурился, и всё куда-то полетело. Какие-то искры, круги. Четыре стакана, один по сто пятьдесят, три – по сто. Фактически без закуски.

Генка попытался заснуть, но не смог, мутило. И тогда он открыл глаза. Он увидел, что комната залита лунным светом. Ему показалось это восхитительным. Комната стала неожиданно длинной, будто уходила в ночное небо. Захотелось встать и пройти по этой лунной дорожке. Кого он там встретит, интересно? Вдруг, он встретит там Бога?

Словно приглашая Генку в путь, открылась балконная дверь. Он даже приподнялся на локте, но Бог не предстал перед его взором. Скорее, наоборот – Генка увидал дьявола. Или его подручного. В проёме появился Пескарь.

Несостоявшийся вор в законе, он стоял крепко, не шатаясь, заслоняя собой лунный свет.

– Слышь, – прохрипел он, – журналист! А чья это рубаха ментовская на балконе висит?

…Генка никогда не забудет этой истории. Именно благодаря ей он презрел ментовские погоны и сделался известным журналистом.

Практикант

1

Климов тушит окурок в пепельнице. Пепельница у него коричневая, в виде башмачка. С надписью «Ессентуки, 1974» на боку.

– Лупить их надо, вот и вся тактика, – говорит он.

Коля молчит. Парень воспитанный, он знает: когда ты в гостях, хозяину перечить неприлично.

Климов здесь действительно хозяин. Старший оперуполномоченный уголовного розыска Климов. Мужчина чуть за тридцать с бритым затылком и мордой бульдога, он облачён в слаксы и рубаху с короткими рукавами. Коля заметил, что все опера райотдела одеваются так, будто это не райотдел, а инкубатор.

Климов делит кабинет с казахом Жангали. Казах Жангали тоже опер. Но не старший. У Жангали доброе лицо. Он относится к напарнику с истинно восточным почтением и понимает его с полуслова. Климов называет его Жан. Иногда – Жанчик.

– Дай-ка эту тряхомудию, Жанчик.

Казах протягивает напарнику пакетик «юппи», церемониально наклоняя голову. Климов отрезает край пакетика ножницами и высыпает порошок в гранёный стакан. Вода окрашивается в жёлтый цвет.

– А если вы сюсюкаться с ними будете, – продолжает свою лекцию Климов, – тип их темперамента определять, – отхлёбывает он приготовленное пойло, – не успеете ни хера, в глухарях зарастёте. Здесь – райотдел, конвейер. Некогда в пинкертонов играть… Понятно вам это, товарищи слушатели омской высшей школы милиции?

– Так точно! – рявкает из своего угла Першин.

Першин – Колин напарник по стажировке. По твёрдому Колиному убеждению, Першин – дебил. Ну, или полудебил. Поговорить с ним совершенно не о чем. Даже совместно помолчать стрёмно.

Першин, или Першинг, как его называют однокашники, приехал в Омск из Кемерова. Его жизненные интересы – поспать и выжрать.

Когда Першин устаёт от бухалова и сна, он идёт в спортзал и долбит грушу.

– В розыск я не хочу, – честно признаётся он, – суд, прокуратура – туда надо… Или – в ГАИ! Гаишники всегда при бабках!

Логика присутствует в словах Першинга. Но всё равно Першинг – дебил. Какого чёрта их отправили на практику вместе?

Коля – ленинградец. Он слушает Гребенщикова, читает книги и играет в футбол. Он может говорить голосами разных политических деятелей. Горби, Ельцин, Ильича и Сталина, – текст лепит на ходу, получается смешно.