И всё же (Станислав Михайлович поднял с пола синий китель, встряхнув, повесил на стул), интересно. Почему? Она, проститутка, работающая с элитой, как поведал Виктор Алексеевич, города, впервые трахается с прокурором. Как это объяснить?
Станислав Михайлович закрыл окно, нырнул под одеяло, кровать содрогнулась – сто пятнадцать килограммов живого веса было в Станиславе Михайловиче, положил ладонь на Машенькин живот.
– Может, чуть позже? – робко убирая его руку, просит Машенька. – Отдохнём чуть-чуть? Шампанского выпьем?
– Ладно, – смилостивился Станислав Михайлович, лёг на спину, – удовлетворю ваше ходатайство. Пауза!
Легко откинув одеяло, Машенька прыгает на пол, подходит к холодильнику, нагибается (низкий в номере холодильник), открывает дверцу. Отворачивается, чтоб вам не волноваться, Станислав Михайлович.
Это потому, понимает он, что мы, прокуроры, умные и осторожные. Гораздо осторожнее, чем те же менты. В основной своей массе, конечно, исключая досадные недоразумения.
Как ни крути, мы всё-таки – белая кость правоохранителей, надзорная инстанция. Не палимся понапрасну.
Станислав Михайлович вспомнил вдруг себя молодым. Худенький, штаны мешковатые, вечно замордованный, следователь Стасик Немчинов, лейтенант милиции. Да-да, была такая позорная страница в биографии прокурорского работника С. М. Немчинова, старшего советника юстиции, – служба в органах внутренних дел. Нелёгкой была служба. Драл его начальник, беспощадно драл, на каждом совещании насиловал.
– Сколько дел в суд направишь, Стасик? – пыхтел сигаретой начальник. – А? Опять два? Не дай бог ты в этом месяце показатели мне испортишь! Я с тобой такое сделаю…
Плешивый, утопающий в жиру коротышка, щёлкал начальник средним пальцем правой руки по изогнутому большому левой, расплывалась рожа в похотливой улыбке. Зинаида Ивановна и Инна Константиновна, пятидесятилетние сексуально озабоченные дуры, похихикивали в кулачки…
В прокуратуре по-другому было. Руководство к подчинённым на «вы» исключительно, никакого мата. Очень хотел Станислав Михайлович в прокуратуру. Страстно желал, ночами спать не мог. А когда человек молод, стремителен, энергичен, когда не боится делать решительные шаги человек, а также дядя в аппарате губернатора работает, он обязательно достигает поставленной цели.
– Ты, наверное, – Машенька разливает шампанское по бокалам, ставит бокал ему на пузо, – всех баб у себя в конторе перетрахал?
– И не только баб, – самодовольно молвил Станислав Михайлович, удерживая бокал рукою.
…Надзирать за бывшими коллегами оказалось делом несложным. Он, проработавший в отделе пять лет, знал их как облупленных. Закон? А что – закон? Не высшая математика. Уголовно-процессуальный кодекс за такой срок способна выучить даже обезьяна.
Первая же проверка его закончилась четырьмя выговорами и одним неполным служебным соответствием. Неполное служебное схлопотал бывший начальник.
– Мне же полковника получать, Станислав Михайлович, – хныкал тот, – зачем вы так?
– Перед законом все равны, – твердо отвечал экс-Стасик, – и подполковник, и лейтенант. Закон нужно соблюдать, Алексей Петрович. А не гнаться за показателями.
Новое руководство идентифицировало Стасика как принципиального, злого и въедливого. Этот, решило новое руководство, будет рыть.
Прокурорское руководство, понял юный Станислав, остро нуждается в цепных псах. Только пёс может нарыть компромат и принести в зубах хозяину, чтобы тот, подцепив поднадзорного на крючок, смог крутить-вертеть им до конца его погонных дней.
Эту аксиому Станислав Михайлович усвоил моментально. И продолжал трахать поднадзорных. А потом, когда сам стал начальником, с не меньшей интенсивностью принялся за регулярное моральное изнасилование подчинённых.
– Менты бояться вас должны! – ревел он на совещаниях. – Не дай бог узнаю, что либеральничаете!
И бежали оттраханные подчинённые, и сильничали бедолаг-ментов от мала до велика. А что? Не самому же портить отношения с высокими милицейскими чинами, у которых наверняка покровители в прокурорском ведомстве имеются? Грамотный прокурор всё делает чужими руками, если сам желает стать покровителем. Это была вторая аксиома.
– В смысле? – освобождает от объятий пухлых губ край бокала Машенька. – Ты и с мальчиками тоже, да?
Хохочет Станислав Михайлович.
– Ой, рассмешила! Ой, не могу! – Прыскает в бокал, капли постель забрызгивают, смесь слюны и шампанского. – Ну и дура ты! Не обижайся только, это я с юмором, Машенька, ласково! – Проводит пальцем по левой её груди. – В переносном смысле! Требую, отчитываю, ругаю. Работать заставляю, понимаешь? А секс на работе, это – нет. Недопустимо!
«Недопустимо» он произнёс решительно, словно выдохнул. Протянул бокал.
– Налей ещё, Мария!
– Странно, – искренне удивляется Машенька, – у вас что там, баб нормальных нет?
Льётся, шипя и пузырясь, напиток по стенке, наполняет сосуд. Смотрит на Машеньку Станислав Михайлович добрым прокурорским взглядом.