Хроника его развода

– Вот тебе свидетель. В Магасе живёт. Всё знает.

Я положил бумажку в нагрудный карман рубахи.

…Обратно ехали с кортежем. Джип без номеров с тонированными стёклами тащился за нами по горной дороге. Я, сидя рядом с водителем, не отрывал взгляда от зеркальца заднего вида. На одном из участков дороги из джипа показался ствол автомата. Грянула очередь.

– Салют, – прокомментировал водитель.

На въезде в Назрань джип развернулся и поехал обратно.

Я почувствовал себя оплёванным.

05.11.2011

Сегодня выходной. Бригадир свалил за каким-то в Махачкалу, где остальные, нас совершенно не интересует.

Свидетеля будем допрашивать в понедельник. Машина заказана. Пахомов делегирован мною в Осетию, за водкой.

Как только он уехал, позвонила жена. Моя, естественно. Она звонила и раньше, раз семь звонила, наверное. Один раз я её послал, остальные – не брал трубку. В воспитательных, так сказать, целях.

На этот раз решил ответить. Не знаю – почему. Последние малоприятные события посеяли в моей душе зёрна сентиментальности.

Жена спросила, как я здесь, почему не отвечаю, не случилось ли со мной чего-нибудь худого? Ага, так и сказала – худого.

Ответил: нормально. Обстановка напряжённая. Над головой свистят пули. Но я держусь молодцом. Как и положено.

Она сказала, что восхищена мной, что я герой, что любит и очень сожалеет о нашей ссоре. Спросила: прощаю ли?

Я ответил: подумаю.

Зарыдала.

– Ладно, – сказал, – хер с тобой. Успокойся. И больше так себя не веди!

Это я не в том смысле, чтобы она не ревела. Не выкобенивайся больше – имелось в виду.

06.11.2011

Утром появился опер и сказал, что машина подана, пора ехать в Магас.

Стали собираться. Я вытащил из кармана бумажку, решив уточнить фамилию и адрес.

На бумажке было написано: Евкуров Юнус-Бек, Магас. Насколько я помню, так зовут президента Ингушетии.

Пахомов заржал как конь и сказал оперу, что у нас изменились планы.

Мы выпили бесланской водки и легли спать.

09.11.2011

Вечером Пахомову позвонил земляк-омоновец. Пригласил на день рождения. Опять, кстати, в Магас. Пахомов умотал, я отказался. Зря.

Ночью, страшной ингушской ночью я услышал стук. Подумал – во сне. Нет. Стук продолжался.

Оторвав голову от подушки, я увидел в окне человека. Точнее, голову его, туловище и руку. Как он забрался сюда? По лестнице? Водосточной трубе?

Нащупав ступнями тапочки, укутавшись в одеяло, я прошуршал к окну.

– Кто вы? – спросил, приоткрыв окно. – По какому вопросу?

– Свидетель, – ответил человек, – хочу дать показания.

Свидетель? Какой еще свидетель в три часа ночи? Мне было не до смеха, но я поразился этому совпадению – электронные часы показывали 03.00.

– Приходите завтра в отдел! – закричал я так, что чуть сам не оглох, и резко захлопнул окно, рванув рычаг вниз.

Мне стало страшно. Так страшно, как не было никогда. Зачем здесь этот тип? Он же мог запросто бросить гранату, выстрелить, и – привет. А там, в ауле или на горной дороге?

Господи!

Я один в этом жутком месте. Я жалок и беззащитен. Откуда взялись эти слова? Я где-то слышал их раньше, но употреблял ли? Нет!

Вконец оборзевший детина, вечно под папиной крышей, я был уверен в своей неуязвимости. Два раза по делам, что направлялись мною в суд, выносили оправдательные приговоры. За такое любого другого расстреляли бы, на костре сожгли, мне – ничего. Генерал попросил (потребовал) – не трогать, и меня не трогали. Пару раз наркоконтроль в кабаке заворачивал мне ласты, прихватывая с кокаином. Заминали. Летом, в дымину пьяный, на полной скорости снёс остановку. Пожурил генерал, выслал денег на новую тачку папа. Всё. Любые мои выходки покрывались.

И я поверил, что всесилен. Я, тридцатилетний дебил, у которого одно полушарие мозга занято обрывочными сведениями из уголовно-процессуального кодекса, а второе – текстами песен из караоке, посчитал себя выше всех.

Господи! Разве можно быть таким идиотом? Всё же так очевидно, яснее ясного всё. У папы отжали скважины, папа стал неинтересен. Какое теперь Генералу до меня дело? Правы были зловредные коллеги. Выхлопа от меня в Министерстве – ноль, ни материального, ни профессионального, поэтому я сослан сюда. Генералом сослан.

Я хожу под Тобой, Господи. И хожу до тех пор, пока Тебе угодно. Вразуми же меня, Боже! Помоги обуздать гордыню! Я такой же, как все. Я хуже их, я ничто без них! Обещаю, что никогда больше не буду поднимать себя над остальными. Буду любить жену, буду уважать своих товарищей, я стану другим…

Ты только помоги мне. Помоги выбраться отсюда живым.

А я стану другим. Обещаю…

Такие меня в ту ночь посетили мысли.

10.11.11

Сегодня проснулся от яркого утреннего света. Странно. Все дни, что я нахожусь здесь, были серыми, мрачными. А сейчас – солнце. Может, это Бог, услышав мои молитвы, даёт знак о скорейших переменах? Может быть.

Умывшись и побрившись, я вдруг вспомнил, что сегодня – День милиции. Или полиции? Нет, День сотрудников органов внутренних дел. Без разницы. Для нас, ментов, пришедших в органы до десятого года, он всегда останется Днём милиции.