Летом 2015 года климатическая картина на всех континентах Земли почти сравнялась с такой же картиной трехлетней давности. В небе над Центральной Россией оставалась еще едва заметная дымка, но солнце светило уже весьма ярко, дни и ночи сменяли друг друга обычным порядком. Везде, где раньше жили люди, сейчас громоздились развалины, покрытые толстым слоем грязи, оставшейся от растаявшего снега, перемешанного с пылью и сажей. То тут, то там ландшафт был изборожден камнями, проносившимися с бывшими бурными совсем недавно, а теперь иссохшими потоками талой воды — снежные озера уже впитались в почву, оставаясь лишь в глубоких оврагах. Многие деревья и кустарники смело водой и грязью, но некоторые уцелели и внушали надежду, что со временем они наберут силу; свежая травка радовала глаза, все больше проявляясь на стенах кажущихся бездонными трещин и провалов от землетрясений и на склонах чередующихся с ними вновь образовавшихся гор.
Не хватало пока главного — того многообразия животной жизни, которое было раньше. Но к середине декабря (по-новому июня) появились все же первые насекомые, а с ними и мелкие перелетные птички: из глубины земли выползли на свет первые жучки и разного рода червячки, составившие пернатым корм. Мышки-норушки тоже вынырнули из укромных подвальных мест и стали активно осваивать окрестности; и им, и насекомым на первых порах стало пищей самое значимое богатство земного дома — зеленая трава.
На водоемах все еще несокрушимо стоял лед, и о появлении рыбы в них говорить пока не приходилось: многометровый ледяной покров истончится и вскроется по-настоящему лишь следующим летом; тогда же станет подниматься по крупным рекам рыба из южных вод. Крупные лесные животные еще нигде не обнаруживались, но только потому, что путь с теплого юга на север очень далек — пусть не в этот год, так на следующий они все равно должны были добраться до средних европейских широт: докучливые в прошлом, нынче люди не очень-то им мешали!
В бывших крупных городах еще копошилось среди развалин ничтожное количество уцелевших, по счастью аборигенов, но в провинции они попросту исчезли. Промышленное производство умерло повсеместно, и некому было его оживлять; поля стояли пустыми, поскольку ни о каком сельском хозяйстве не могло быть пока и речи. Все утонуло в глуши и запустении.
Так было всюду на незатопленных морями территориях, и лишь в окрестностях Москвы жизнь понемногу налаживалась. Огромный город лежал в руинах; пригодной для примитивной жизни в летних условиях осталась лишь мизерная часть полуразрушенных строений, еще грозивших обрушиться каждую минуту: отголоски прошлых землетрясений звучно напоминали о себе. Большая часть уцелевших в катаклизме людей и не пыталась устроиться в городе; они жили там, где и жили — в спасительных убежищах.
Первой и главной проблемой для центрального правительства страны, если можно было называть страной ближнее Подмосковье, дальше которого сила власти не распространялась, должна была стать, конечно, проблема снабжения выживших граждан продуктами питания. И в этом отношении серьезной напряженности, как ни странно, пока не существовало.
Дело заключалось в том, что неприкосновенный продовольственный запас, хранившийся на секретных государственных складах перед началом катастрофы, усилиями подразделений МЧС удалось вывезти с периферии почти полностью. А был он весьма немалым.
Во всех странах мира такой запас, предназначенный на случай непредвиденных обстоятельств, составлялся из расчета необходимости прокормить каждого человека в течение двух месяцев в отсутствие всякого пополнения извне. В России государственный продовольственный резерв формировался даже на три месяца чрезвычайной ситуации, но в действительности продуктов было еще больше — сыграло свою важную роль то обстоятельство, что неимоверными усилиями народа в условиях военного поражения и повсеместной неразберихи лета 2012 года урожай, тем не менее, был снят наполовину и сразу же ушел в стратегические хранилища.
Из ста сорока миллионов жителей Российской Федерации в живых после катастрофы осталось едва ли несколько миллионов; простой арифметический подсчет показывал, что запаса продуктов должно было хватить как минимум на сорок месяцев от момента начала сбора людей в убежища (а если учитывать запасы последнего урожая, то и на шестьдесят месяцев). С начала организованной эвакуации прошло сорок месяцев с небольшим, поэтому никаких опасений за продовольственное будущее населения в течение полутора ближайших лет правительство не испытывало.