Хроника гнусных времен

— Это глупости, — сказал Дмитрий Павлович убежденно, — детские глупости, и больше ничего.

— Нет. Клад действительно был. И его на самом деле привезли из Германии ваш отец и его друг. И именно на эти деньги Агриппина Тихоновна жила всю жизнь.

— 3-з-змея… — шипела тетя Александра, — хищ-щница!..

— Был клад. Он был спрятан в доме, и о том, где он спрятан, знали три человека — бабушка, дед и Яков, тот самый близкий друг. Потом появился еще один — четвертый человек, который решил забрать его себе. Но этот четвертый знал только о том, что клад существует. Он должен был его найти. Сергей показывал мне арабские книги, которые так нравились ему, когда он был маленький. Это книги Якова. Яков почему-то отдал их вашей бабушке, а не оставил в собственной семье. То ли он любил ее, то ли очень дружил с дедом — вряд ли сейчас можно сказать наверняка. Так или иначе, книги простояли в шкафу семьдесят лет или около того, и, когда мы с Сергеем их смотрели, оказалось, что в одной книге не хватает страниц. Я не мог понять, какой смысл выдирать листы из книги столетней давности, пока не сообразил, что, может, дед и Яков именно на этих листах нарисовали план, как найти клад. Вот это была совершенно гениальная мысль. Ни один следователь и энкавэдэшник не догадался бы. Они по-русски-то едва разумели, не то что по-арабски! Даже если бы забрали все, старые арабские сказки скорее всего уцелели бы — кому они нужны! Сергей не помнил, что там было написано или нарисовано, но там был именно план. И он исчез. Четвертый человек подошел совсем близко к цели.

Все молчали, и только дышала на крыльце громадная черная собачища. Кирилл посмотрел на нее. Ему было завидно — собачище не нужно было ничего объяснять.

— Скорее всего, заполучив листы, он ничего не понял. Книга-то арабская, и Яков мог написать что-то именно по-арабски. Я случайно услышал, как Сергей говорил кому-то в саду, что он завтра во всем разберется и что это какая-то ерунда. Он говорил с ним, с этим четвертым человеком. Сергей должен был прочитать текст, но он сказал, что это никакой не текст. Вряд ли Сергей понял, что это за бумажки и какое они имеют значение, но он моментально стал опасен. Он не отстал бы, пока не разобрался. Он даже сказал: я завтра во всем разберусь. Его нужно было убить.

Он перевел дыхание, потому что перед глазами опять всплыла голая голубоватая нога в темной воде и камень, обросший водорослями.

— Его оглушили, — сказал он безжалостно. — Или придушили, я в этих вопросах не специалист. Накачали в легкие воды, чтобы все было правдоподобно. Я ночью ушиб ногу о насос, который валялся в кухне. Насос был мокрый. Потом отволокли в залив. Если б я не проснулся и не спустился вниз, если б Гриша не шатался ночью по берегу, если б мы случайно не нашли Сергея, он бы… умер. Пока мы ковырялись в заливе, здесь все привели в порядок — насос исчез, зато появились бутылка водки и мое мокрое полотенце. Как будто мы выпили и потащились геройствовать в воду. Никто, кроме меня, не знал, что Сергей никогда и ничего не пьет. Не может. И скрывает это от всех, поскольку считает, что это унизительно. Черт бы его побрал…

— Ну кто, кто?! — в полной тишине вдруг закричала Света. — Кто это?! Что ты все тянешь и тянешь, твою мать!..

— Про клад знали в двух семьях — вашей и Якова. В вашей семье нет Людочки, а про семью Якова никто ничего не помнил. Когда я в первый раз зашел в вашу ванную, я очень удивился, что там нет зеркала. Настя сказала, что его разбили накануне бабушкиной смерти, и я сразу понял — зачем. Зеркало разбили, чтобы бабушка в последний момент не заметила человека, который вошел в ванную, чтобы ее убить. Не заметила и не подняла шум. В альбомах, которые мы смотрели, есть фотографии всех детей и внуков — маленьких и повзрослевших. Мы дошли только до середины. Когда я потом смотрел альбом, все фотографии были на месте. Кроме нескольких.

— Каких? — выдохнула Настя.

— Не было фотографий внучки Якова, которая жила у твоей бабушки, когда была маленькой. Есть только одна, которую ты мне показала, на ней ничего нельзя разобрать. Дальше — пустые места. Взрослой внучки Якова в альбоме нет, а должна была быть. И нет ее потому, что на тех фотографиях ее вполне можно узнать. Правда, Муся?

Нина Павловна закрыла рот рукой. Больше никто не шевельнулся.