Хроника гнусных времен

– Какие будни, Кирилл Андреевич? – спросила она осторожно, рассматривая его, словно пытаясь на взгляд определить, не сошел ли он с ума. Он и сам хотел бы это знать. – Вы же послезавтра улетаете в Дублин.

– Я могу улететь в Дублин через неделю. За неделю мы выясним, что произошло с вашей бабушкой, вы проникнетесь ко мне уважением и благодарностью, и я этим воспользуюсь, чтобы вас соблазнить.

– Вы от меня без ума? – уточнила она.

– Вы мне даже не нравитесь, – сообщил он, – но у вас есть чувство юмора, характер, зеленые глаза, и вы знаете стихи “каждый выбирает по себе”. Этого мне пока достаточно.

– Я еще говорю по-английски, играю на пианино и пеку изумительные плюшки, – доложила она голосом первой ученицы, – могу наизусть продекламировать стихотворение “Памяти Добролюбова”. Девятый класс средней школы. Пушкин написал “Евгения Онегина”, а Лев Толстой “Анну Каренину”.

– Вы точно уверены, что не наоборот?

– Сто пудов, – сказала она сосредоточенно, и он захохотал так, как никогда не хохотал в ресторанах – громко и от души.

Он вообще никогда не делал на публике ничего такого, что могло бы поставить его в дурацкое положение. Он все время контролировал себя как будто со стороны, ему всегда было дело до того, кто и что о нем подумает.

Спохватившись и даже вроде устыдившись, он хлебнул горячего кофе, поморщился и быстро запил водой.

– Ну что?

– Я не очень понимаю, как все это будет, Кирилл Андреевич, – сказала она неуверенно, – а вы?

– А я понимаю. Вы привезете меня в Петергоф и скажете родственникам, что я и есть… ваш Кира. Вряд ли кто-то из ваших с ним знаком. Или знаком?

Она отрицательно покачала головой.

– Ну вот. Видите, какой я умный. Мы вместе попробуем определить убийцу, при условии, что было убийство и что родственники имеют к нему отношение. Если в конце недели мы не перегрызем друг другу глотки, значит…

Значит, расчет был правильным, и ты сможешь успокоиться и перестать искать среди ног, бюстов и акульего щелканья зубастых пастей кого-то, кто был бы тебе просто приятен, с кем можно было бы поговорить, кто никогда не станет называть тебя Кирой, с кем можно будет разделить Дублин, и уют старого отеля, и субботнюю утреннюю лень, и бутылку пива – одну на двоих – перед телевизором, и суматоху сборов на работу, и накатывающую временами усталость и безысходность.

Может быть, он даже расскажет ей про то, как ненавидит бедность, и как весь класс смеялся над ним, когда на физкультуре он пытался всунуть ноги в войлочных башмаках в ременные крепления доисторических лыж, и как недавно в Австрии он купил себе самые дорогие горные лыжи. Купил просто потому, что ненавидел те, со свиными перекрученными ремнями вместо креплений.

Он никогда и никому об этом не рассказывал.

– То есть всю неделю вы будете жить со мной в бабушкином доме и делать вид, что вы и есть Кира, – уточнила она с дрожащей нервной улыбкой, – вы познакомитесь с моими родными и станете следить за ними, чтобы определить, кто из них убийца. Они будут думать, что вы мой… любовник, а на самом деле вы советский разведчик Максим Максимович Исаев.

– Ну да, – согласился Кирилл, – а через неделю мы с вами улетим в Дублин. Отдыхать. Если вы захотите, конечно.

– И если вы захотите тоже.

Он кивнул и закурил свой “Парламент”, не веря в то, что только что сделал. Предложил себя в любовники девице, которую видел второй раз в жизни.

Да еще так… настойчиво предложил. И решился перенести на неделю отпуск, и ввязывался в дикую историю с поиском убийцы ее бабушки среди ее же родственников.

На это был способен тот Кирилл, что толкался в кафе “Сайгон” среди неформалов всех мастей. Этот Кирилл Костромин ни на что такое не был способен. По крайней мере, до сегодняшнего дня он знал совершенно точно, что не способен.

– А жить всю эту неделю мы с вами будем в одной комнате? – спросила она все с той же нервной улыбочкой.

Он посмотрел на нее и ничего не ответил.

– Хорошо, – вдруг сказала она громко, непозволительно громко для сытой ресторанной приглушенности, и он посмотрел по сторонам, не слышит ли их кто. – Без вас я действительно не справлюсь, а помощи больше ждать неоткуда. Хорошо.

– Я не частный сыщик, – произнес он с нажимом, – по правде говоря, эта часть соглашения интересует меня меньше всего.

И тут она улыбнулась ему и неожиданно сняла очки. От этого движения, совсем не интимного и нисколько не кокетливого, Кирилл Костромин вдруг стал реже дышать.

Без очков она казалась совсем молоденькой и немножко растерянной, как все близорукие люди. На щеках горели два ярких пятна – должно быть, разговор с ним, особенно в финальной части, дался ей нелегко. Изящные скулы, прямой нос, виски с тонкими ниточками вен. Ровные брови и очень зеленые глаза. Анастасия Сотникова. Ничего особенного.

– Завтра я встречаюсь с партнером, – заговорил он решительно. Нужно было сделать над собой усилие, чтобы дышать нормально, и он его сделал. – Мы завтракаем здесь в десять. Когда начинают собираться ваши родственники?

– По-разному. Сережка приедет сегодня. Света завтра. Соню и тетю Александру привезет папа. Тоже, наверное, завтра.