Ночью, внезапно проснувшись, я увидел Казбек. Тучи рассеялись, туман ушел, и гора, подсвеченная контровым светом луны, отчетливо выделилась даже на фоне черного неба. А на рассвете – так и вовсе стало жалко тратить время на сон. С каждой минутой Казбек, меняясь, представал в новом свете. Из розового он превращался в кремовый, потом – в голубой. Наконец, вершину осветили прямые лучи солнца, и гора стала ослепительно-белой, ее пик словно вырезали из синего-пресинего неба. Прямо, как у Пушкина:
Именно: Казбек сиял «вечными лучами», отсвечивал нестерпимо ярким светом, бликовал, радостно разбрасывая солнечных зайчиков, горел на солнце. И никакие черные очки не спасали, глаза слезились – то ли от вспышек, то ли от умиления; скорее, ото всего сразу.
Позавтракав и полюбовавшись Казбеком с террасы отеля, мы расплатились и отправились наверх, к Гергетскому монастырю. Опять-таки:
Это Пушкин про него, про Гергети. Про монастырь, к которому мы вознамерились подняться на Димином драндулете с лысой резиной.
И ведь поднялись! Плутая, путая дороги, скользя по льду, но поднялись и увидели невероятной красоты Казбек, и строгий храм Троицы, и Степанцминду, лежащую в километре внизу, и даже отель наш, кажущийся сверху деревянным сараем, притулившимся к склону.
Спустились, зная дорогу, мы намного быстрее. И намного быстрее преодолели перевал, и проехали зону снегов, и Гудаури, и еще засветло оказались на берегу водохранилища, в советские времена затопившего десятки деревень, в Ананури, в храме Успения Богородицы, фрески которого Дато Гагошидзе реставрировал в восьмидесятых. Без солнца, которое скрылось за пиками, начало стремительно холодать. Мы кутались, застегивали куртки, мерзли, но никак не могли оторваться от фресок – наивных, радостных и одновременно – грустных.
Наконец решившая закрыть ворота сторожиха шикнула на нас, и мы отправились дальше в сторону Тбилиси. И ровно через пять километров остановились в Булачаури, на станции водозабора. Дато вспомнил, что когда-то в Булачаури неплохо кормили.
Нам указали на вагончик, похожий на тот, в котором мы знакомились с мингрельской кухней, официантка принесла кувшин домашнего вина, бутылку водки, лимонад и изготовилась принимать заказ. Мы попросили шашлыков из телятины, почек и печень на вертеле, свежего хлеба с зеленью, сыра, и подавальщица, записав, сказала, что, кроме телячьих шашлыков, принесет нам еще и свиной: «Возьмите, попробуйте, и будете приезжать специально». Никто не спорил. Ей было виднее. А еще тетка порекомендовала взять местной форели. И опять мы не спорили, помня слова подходящего подо все грузинские случаи Тициана Табидзе:
И, поверьте, тем вечером мы даже не поужинали. Выдающихся шашлыков из свинины, печени с почками, съеденных на водозаборе, форели и, главное, впечатлений было достаточно; хватило бы на несколько дней. Да и лететь надо было следующим утром довольно рано. Неделя закончилась, никто не пострадал; Картли, Кахетия, Казбеги были хоть приблизительно, но изучены, Военно-Грузинская дорога изъезжена вдоль и поперек, хинкали попробованы в пяти местах, выпиты литры вина. И единственный вопрос, на который я не мог сам себе ответить, был таким: «А почему, собственно, я раньше не был в Грузии?», но на него ответа не было и быть не могло. Так случилось.
Рецепты
Во время приготовления блюд по рецептам Гоги и Ирины Тотибадзе ингредиенты отмерялись на не всегда трезвый глаз, с грузинской щедростью – горстями и пригоршнями, поэтому точного количества в граммах и миллилитрах авторы предоставить не смогли.
Хинкалиссими
Тесто:
Для него нужны только мука, соль и вода. Все это вымесить, многократно раскатать скалкой (хитрецы используют итальянскую машинку для пасты), сделать из теста колбаску и разрезать ее на порции. Каждую порцию расправить руками в круглую лепешку-заготовку.
Фарш:
Говядину и свинину (куски средней жирности) вместе с толченой зирой превратить с помощью мясорубки в фарш, добавить соль, черный перец, хорошо все смешать, добавляя теплую воду.
Воды добавлять столько, сколько фарш ее «выпьет», она должна напитать мясо, но не выходить наружу лужицами жидкости.