Хроника либеральной революции. Как удалось отстоять реформы

Выяснилось, что Галишников по пути из Кремля в гостиницу “Россия” зачем-то подошел к толпе митингующих и вступил с ними в какие-то разговоры по поводу голосования на съезде, стал объяснять, как он сам голосовал. В этот момент какой-то человек ударил его сумкой по голове. По-видимому, в сумке было что-то тяжелое. Депутат получил ушиб головы с подозрением на сотрясение мозга, – к такому предварительному заключению пришли врачи в Институте Склифосовского, куда доставили депутата. Однако Галишников не захотел оставаться в институте, потребовал, чтобы его отвезли в гостиницу, милиции никаких показаний давать не стал. Надо полагать, не такими уж серьезными оказались полученные травмы… Вот и весь инцидент с “избиением”. Тем не менее жаждущие крови депутаты требовали суровых кар и для чинов московской милиции, допустивших такое жуткое безобразие, и для московского мэра, с которым у них были давние счеты.

Задуманной экзекуции, однако, не получилось. Ерин держался спокойно и уверенно. Хасбулатов вновь попытался спровоцировать его, попросив прокомментировать последнее, как всегда резкое, заявление пресс-секретаря президента Вячеслава Костикова – как, мол, министр относится к таким словам пресс-секретаря: “Своими непрекращающимися антиконституционными действиями, бесконечными нарушениями регламента Съезд превратил себя в мстительную коммунистическую инквизицию”, – не направлены ли подобные слова на то, “чтобы вот сюда приходили толпы и нарушали общественный порядок”? Однако Ерин уклонился от оценки, сказав, что в его функции не входит обязанность комментировать чьи-то заявления.

Что касается Лужкова, тот не был столь миролюбив и уклончив. Видно было, что он не прочь и “подраться” с наиболее агрессивными народными избранниками. Он начал с того, что обратил внимание депутатов на “неинтеллигентную форму” его приглашения на съезд: его, мэра, “вызвали для дачи объяснений по поводу событий, произошедших в Москве 28 марта”. “Но Съезд – не суд”, – сказал Лужков. Рассказывая о событиях, случившихся накануне, мэр подчеркнул, что случай с Галишниковым, которому досталось от демократов, – единичный, основные же нарушения совершала как раз противная сторона – демонстранты и митингующие из “Трудовой России” и Фронта национального спасения: они произвольно, без разрешения столичных властей меняли маршрут своих передвижений по Москве, выкрикивали агрессивные лозунги, пытались провоцировать своих политических оппонентов. Лужков привел примеры лозунгов, которые в ходу у “трудороссов” и “нацспасителей”: “Долой оккупационное правительство Ельцина!”, “Депутат, добей гадину!”, “Раздавим гадину сионизма!”. Это уже не просто лозунги, сказал мэр, это призывы к физическому насилию.

Лужков обратил внимание также на тот оставшийся не известным для большинства депутатов факт, что за неделю до случая с Галишниковым, 21 марта, возле Белого дома был избит – действительно избит – теми же “трудороссами” и эфэнэсовцами депутат-демократ Петр Филиппов, и по этому инциденту возбуждено уголовное дело.

Выступление Лужкова с явными нотками сочувствия “не к тем”, к кому хотели бы депутаты, разумеется, не могло понравиться консервативной части Съезда.

– Второй раз господин мэр выступает перед нами, – раздраженно заявил один из депутатов, – и ведет себя вызывающе. Я призываю решением Съезда снять его с работы.

Это была хорошая “свеча” для Лужкова. Похоже, он только и ждал чего-то подобного.

– В отношении снятия мэра, – отрезал он не без злорадства, – простите, ничего у вас не получится. Мэр избран москвичами, и только москвичи вправе это сделать, но, простите, не Съезд.

Впрочем, если говорить о жажде реванша, которую испытывала потерпевшая поражение оппозиция, ее попытка расправы над Ериным и Лужковым – это, конечно, был не более чем примитивный условный рефлекс размахивания кулаками после драки. В основном, разумеется, упомянутая жажда сконцентрировалась на другом – на том, чтобы нанести президенту поражение на референдуме 25 апреля. Оппозиционеры были уверены: Ельцин проиграет всенародное голосование. Тут для них не было вопроса.

Впрочем, такого же мнения придерживались и некоторые СМИ. “Независимая газета” писала в те дни: “Кажется весьма сомнительным, чтобы следствием… предстоящего плебисцита стала победа Бориса Ельцина или сколь бы то ни было значительное усиление его позиции”. В другой статье в этом же номере газеты: “Если референдум о доверии президенту 25 апреля состоится, то шансов на победу, тем более значимую, у Ельцина, увы, очень мало”.

“Недостатки” Ельцина и “достоинства”

Хасбулатова

(Заметки на полях)

Были ли у Ельцина в ту пору ошибки? Разумеется, были, и очень много. Но его немало обвиняли и в мнимых ошибках, – оскорбляли, ругали, журили, упрекали, благо свобода слова при первом российском президенте, слава Богу, практически ничем не ограничивалась.