В те июньские дни впервые в конфронтацию политических сил решает вмешаться Конституционный Суд. 26 июня он выступает с заявлением, в котором, в частности, говорится:
“Конституционный строй нашего государства под угрозой. Противостояние различных политических сил приближается к крайней черте. Усиливается правовой нигилизм, попираются основополагающие конституционные принципы, разрушаются гражданский мир и согласие. Отдельные должностные лица и политические лидеры различной ориентации выступают за устранение конституционных органов власти… Если Верховный Совет, президент и правительство будут и далее проявлять медлительность в осуществлении возложенных на них функций по защите конституционного строя, страна не гарантирована от социального взрыва, анархии и разрушения…”
Здесь как бы еще выдержана объективность: единственно, чем озабочен суд, – защитой конституционного строя. К сожалению, в дальнейшем, в основном благодаря своему председателю Валерию Зорькину, этот орган отошел от нейтральной позиции, стал все больше склоняться на сторону оппозиции. И внес свою лепту в возникновение острейшего кризиса в сентябре – октябре 1993 года.
Впрочем, уже и в этом заявлении чувствуется, на чьей стороне симпатии КС: хотя оно опубликовано непосредственно после событий возле “Останкина”, где “трудороссы” величали существующую в России президентскую и правительственную власть “оккупационным режимом” и призывали восстановить СССР, не это вызывает озабоченность Конституционного Суда – его, как это ясно из контекста, больше беспокоят призывы разогнать Съезд народных депутатов.
ПОЛГОДА РЕФОРМ ПОЗАДИ
“Мы не допустили отклонений…”
Незаметно, как говорится, в трудах и в борьбе (может быть, в борьбе даже больше, чем в осмысленных трудах) приблизилась первая “круглая дата” российских реформ – полгода, как они были начаты. На пресс-конференции 4 июля Ельцин объявил, что первый, полугодовой, их этап в целом пройден успешно.
– Мы прошли его в соответствии с программой, которая была утверждена, – сказал президент. – Мы не допустили ни отступлений, ни отклонений куда-то… Конечно, трудности в ее реализации есть. Это определенное сопротивление некоторых групп на местах, да и здесь, в центре. Тем не менее пока поддержка народом реформ есть, и мы намерены дальше ее четко осуществлять.
Вместе с тем, как сообщил Ельцин, правительство наметило план углубления реформы, рассчитанный на следующие два с половиной года. На первом месте здесь будет стоять вопрос о стабилизации работы промышленности и прекращении спада производства (на тот момент он составлял 15 процентов). Среди других задач – замедление инфляции, стабилизация рубля, переход уже в текущем году на его внутреннюю конвертируемость и в следующем – на внешнюю. Кроме того, президент сообщил, что утвердил своим указом программу приватизации и акционирования предприятий, в том числе крупных.
Приватизация – пожалуй, важнейшая часть реформ, вокруг которой развернулась острая борьба, длившаяся многие годы. Борьба не только за овладение теми или иными, подчас огромными, кусками бывшей госсобственности, но и отчаянная политическая борьба. Приватизация стала тем испытанием, на котором многие сломались, многие поменяли свою политическую окраску…
На пресс-конференции Ельцин довольно резко отозвался о Международном валютном фонде, который готов предоставить России огромный кредит – 24 миллиарда долларов, – однако при этом выдвигает ряд требований, в частности чтобы в России были отпущены цены на топливо. “Мы на это пойти не можем… – категорически заявил Ельцин. – Я так и сказал директору-распорядителю МВФ г-ну Камдессю. Как хотите, в конце концов. Если уж так, то мы обойдемся и без этих 24 миллиардов”. Президент заявил, что МВФ пытается приложить к России свою типовую программу оздоровления экономики, но Россия страна уникальная: 74 года у нас никто не знал, что такое частная собственность.
Полемизируя в столь резкой форме с МВФ, Ельцин, помимо прочего, бросал кость “патриотам”, у которых при одном только упоминании этого международного финансового института начинались судороги.
“Уже появились желающие войти
в правительство”
Свою оценку экономической ситуации, какой она была в конце июля – начале августа 1992 года, давал и Гайдар. Тут можно сослаться на одно из его телевыступлений, состоявшееся в ту пору: если сейчас, сказал он, появились претенденты на правительственные посты и даже выстроилась целая очередь, значит, наши дела не так уж плохи; раньше таких претендентов не было, никто не хотел брать на себя эту ношу; все лишь выглядывали из-за угла и ожидали, когда правительство снесет народная стихия, этот самый россиянин-бунтарь, которого надо только подтолкнуть.