Хроника либеральной революции

Впрочем, не всякий, возможно, согласится, что случившуюся в России на рубеже двух веков — XX-го и XXI-го — социально-политическую метаморфозу можно считать либеральной революцией. Не всякий, возможно, согласится и с тем, что это определение правомерно отнести к политической… даже не борьбе, а драке, драке без правил, которая велась в 1992–1993 годах на протяжении 21 месяца и закончилась кровавым конфликтом. Какая тут, к черту, либеральная революция!

Разумеется, всякое название условно. И все же таковая революция в нашем отечестве действительно произошла. Именно так ее и следует поименовать: ЛИБЕРАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, РОССИЙСКИЙ ВАРИАНТ. Она началась с приходом к власти Горбачева, продолжилась при Ельцине… Из мертвящего, обнесенного?колючкой» — в прямом и переносном смысле — тоталитарного общества мы попытались совершить прорыв в общество демократическое. Кое в чем тут преуспели. Уже сегодня живем, конечно, в более свободных — по крайней мере в том, что касается экономики, — условиях. Хотя до?нормальной» степени свободы нам по-прежнему далеко…

Еще раз скажу: период с октября 1991-го, или, беря несколько уже, с января 1992-го по октябрь 1993-го — одна из наиболее острых и решающих фаз этой либеральной революции. Именно в это время, повторяю, ее осуществлению было оказано наиболее мощное, упорное и организованное сопротивление, вплоть до вооруженного. Однако его удалось преодолеть, удалось заложить фундамент рыночной экономики, сохранить достигнутый на тот момент уровень демократических свобод. И, что не менее важно, — оставить дверь открытой для дальнейших политических, социальных, экономических преобразований, способных привести Россию в цивилизованный мир.

Пока что мы туда не вошли. Снова, как это всегда у нас бывает, ходим вокруг да около, кругами и зигзагами. Снова дает о себе знать та самая вечно довлеющая над Россией Черная сила.

Вполне очевидно, что главная причина всех наших нынешних бед — тотальное засилье бюрократии, а также повсеместное, на всех уровнях слияние власти и капитала. Именно такое слияние, а вовсе не миллиардные состояния отдельных индивидуумов, строго говоря, называется олигархией. Именно оно до неузнаваемости деформирует нормальную рыночную экономику, еще даже не успевшую толком сформироваться и окрепнуть. Из сферы же экономики эти деформации распространяются на социальные процессы. Впрочем, здесь трудно с точностью установить, откуда и куда перетекает мерзость.

Можно ли было избежать этого? Наверное, можно, если бы, увлекшись отражением одних угроз, не упустили бы из виду другие. Прежде всего, угрозу, исходящую от ЧИНОВНИКА. Чиновник в своей массе не воспринял ни долгосрочные идеи реформаторов, ни их самих, попытавшихся прочно и основательно, в своем первородном качестве, внедриться в государственные управленческие структуры. Чиновничья среда частью отторгла неофитов, выплюнула их как нечто чужеродное, частью благополучно пережевала, переварила, ассимилировала в приемлемом для себя виде. Чиновничество вновь показало себя как одно из наиболее стойких сообществ, способных сохраняться практически в неизменном виде при любых неблагоприятных для него исторических переменах.

Внедрение в экономику рыночных начал открыло перед чиновником новые, ранее немыслимые возможности для увеличения собственного благополучия. И одновременно — для деформации, кастрирования самих этих начал, блокирования их дальнейшего развития в нормальном направлении.

Кто теперь в состоянии принять эстафету у прежних, нынче до предела ослабленных и почти исчезнувших демократов и диссидентов — побороться, посоперничать с чиновником, попытаться обуздать его, умерить его аппетиты? Думаю, теперь, к сожалению, никто. А в перспективе… Возможно, — предприниматель. Не тот, кого именуют олигархом, а мелкий и средний. Массовый. Пока что власть не дает ему ходу, поскольку она сама есть порождение чиновничества, она на чиновника опирается и за него стоит горой. Однако в дальнейшем ситуация может измениться. По вполне объективным причинам. Мало-помалу неэффективность экономики, спеленутой по рукам и ногам разнообразными столоначальниками, станет очевидной. Особенно после того, как упадут цены на нефть. Необходимость реального и достаточно быстрого ее, экономики, роста станет вопросом жизни и смерти. Возможно, лишь тогда дежурные разговоры и благие пожелания насчет разбюрокрачивания всей нашей жизни начнут наконец обретать интонации категорического императива…

Одновременно для все большего числа людей будет становиться понятным истинное значение случившейся в России либеральной революции и ее ключевого этапа, относящегося к 1992–1993 годам. Если так называемая Великая октябрьская социалистическая революция (а на самом деле — тривиальный вооруженный переворот) загнала страну в то самое непролазное болото, Великая либеральная революция, как уже было сказано, возвратила ее с абсолютно тупикового пути на путь в своем потенциале единственно перспективный, по которому идут все успешно развивающиеся страны мира.