Хроника любви и смерти

Этот день — восемнадцатое июля — остался в памяти у всех участников церемонии. После небольшого застолья, завершившегося прогулкой новобрачных в коляске, но без свиты, Александр позвал к себе присутствующих для подписания акта, составленного загодя.

«Тысяча восемьсот восьмидесятого года восемнадцатого июля в три часа пополудни, в дворцовой церкви Царскосельского дворца Его Величество Император Всероссийский Александр Николаевич соизволил вторично вступить в законный брак с фрейлиной, княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой.

Мы, нижеподписавшиеся, бывшие свидетелями бракосочетания, составили настоящий акт и подтверждаем его нашими подписями...

Генерал-адъютант граф Александр Владимирович Адлерберг.

Генерал-адъютант Эдуард Трофимович Баранов.

Генерал-адъютант Александр Михайлович Рылеев.

Обряд бракосочетания был совершён протоиереем церкви Зимнего дворца Ксенофонтом Яковлевичем Никольским».

Александр был настроен самым лучшим образом. Взяв бумагу с вензелем, он задумал закрепить этот акт указом Правительствующему Сенату:

«Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом Светлейшей. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям:

сыну нашему Георгию,

дочерям Ольге и Екатерине,

а также тем, которые могут родиться впоследствии,

Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно ст. 14 Основных законов империи и ст. 147 Учреждения императорской фамилии.

Царское Село, 6 июля 1880 года...»

Размашисто подписавшись, он пояснил:

   — Статья четырнадцатая гласит: дети, происшедшие от брачного союза лица императорской фамилии с лицом, не имеющим соответствующего достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному дому, не имеют права на наследование престола. Статья же сто сорок седьмая трактует о том же: я не могу наделить тебя правами, принадлежащими членам императорской фамилии. Понимаю — обидно. Но тут я бессилен: даже если я решу отойти от этих установлений, тотчас взбунтуются мои старшие дети, а может, и братья. Не надо дразнить гусей — старая и верная истина. А великие князья не гуси — их укус может стать смертельным. Пока я жив, обороню тебя и наших детей. Но только пока жив. Впрочем, я верю, что наследник Саша вас не обидит.

   — Отчего в такой день ты заговорил так, будто тебя...

Она не договорила и залилась слезами.

   — Катенька, дорогая, мы все — в руках Божиих, все — в его власти. А посему решительно всё надо предусмотреть. В том числе и мою кончину. Да-да, не плачь. Ты ведь знаешь, как за мною охотятся. Охотники эти упорны. Кстати, что поделывают наши с тобой тайные доброхоты и охранители?

Катя стёрла слёзы и, всё ещё всхлипывая, открыла бюро и достала бумагу.

   — Ничего утешительного они не сообщают. Настоятельно советуют тебе не ездить на развод в Михайловский манеж. Называют численность главного штаба террористов: двадцать четыре человека. А их воинство насчитывает якобы шестьсот человек по всей России.

   — Хм. Не густо. И вся наша рать не может повязать этих негодяев.

   — Я говорила Лорису. Он считает, что их на самом деле много больше.

   — Ну, у страха глаза велики, это известно с давних пор.

   — Они, правда, оговариваются: к этим шестистам должно прибавить до полутора тысяч, как пишет великий лигер, «которые принадлежат к группам и действуют, как солдаты в бою, согласованно и безостановочно, не считаясь с препятствиями».

   — Всё едино: даже ежели их тысяч пять, им противостоят сотни тысяч. А что, им так и не удалось проникнуть в самое гнездо заговорщиков?

   — Они якобы на пути к этому и заверяют ваше величество, что непременно взорвут изнутри всё сообщество социалистов-нигилистов.

   — Дай-то Бог, — Александр перекрестился. — Но предчувствия, дорогая моя, сильней меня, они не оставляют, они преследуют.

   — Это нервное. Ты должен созвать докторов и принять их совет.

   — О, доктора... Они посоветуют не думать об этом. А я и не думаю. Это вторгаются помимо моей воли.

   — Я их изгоню, эти предчувствия! — с жаром воскликнула Катя. — Я могу, о, мой повелитель! Я всё могу, отныне и вовеки! Я дам тебе великое блаженство — награжу за то блаженство, какое я испытала сегодня.

И она вознаградила Александра так, как может только жена и любовница в одном лице. Вознаградила по-женски, с невиданной щедростью и изобретательностью. Казалось, всё было изведано. Но у любящей женщины благодарность иной раз обращается в муку. Вот такую муку испытывал Александр. Он иссяк, Катя исторгла из него всё до капли. Он лежал без сил и желаний, но Катя...