Хроника любви и смерти

   — Послом?.. Но... — Шувалов растерялся, закрыл папку, снова её открыл, но всё же справился с собой и заставил себя улыбнуться. — Не могу даже сказать, как я благодарен Вашему величеству за столь высокую честь — защищать интересы Вашего величества за рубежами России. После того, как восемь лет я делал это от внутренних врагов, я расцениваю как особую милость Вашего величества распространить моё усердие за пределы России.

   — Но полно, полно благодарить, — чуть усмехнулся Александр, — ты заслужил это. Ну так что там доклад, — он взглянул на папку, которую Шувалов всё ещё держал перед собой. Тот закрыл её.

   — Если Ваше величество позволит, я бы сделал это в другой раз. Волнение, вызванное милостью Вашего величества, столь велико, что я опасаюсь быть неточным.

   — Ну что ж, и в самом деле. Тебе в дорогу теперь надо собираться. А доклад пусть сделает Потапов — я его назначил вместо тебя.

   — Александр Львович? — Шувалов даже переменился в лице. — Но... Осмелюсь заметить Вашему величеству, что он ведь обычный генерал и мало известен в наших высших кругах. А эта должность...

   — Вот и хорошо, — не дал ему договорить Александр. — Может, это и на пользу дела, меньше кругов будет в этих кругах, — и Александр в упор взглянул на Шувалова. Тот всё понял и, поклонившись, вышел.

11 июля 1874 года. Окрестности Царского Села.

Александр ехал на прогулку с детьми, великими князьями Павлом и Сергеем. У рощи он велел кучеру остановиться.

   — Дальше вы поезжайте сами, — сказал он детям, — а я пойду прогуляюсь.

   — Па, а можно я с тобой, — Павел хотел было тоже выйти из коляски.

   — И я, — встал Сергей.

   — Нет, нет, мои дорогие, — Александр усадил их на место. — Вы езжайте, я должен обдумать одно важное дело. Мы скоро увидимся. — И он махнул кучеру, чтоб трогал.

Когда коляска скрылась за поворотом, Александр вошёл в рощу, прошёл чуть вглубь её и подошёл к привязанному к дереву своему коню.

   — Ну что, — потрепал он его по холке, — заждался? — Он легко вскочил в седло и поскакал по лесной дороге.

Вскоре дорога вывела к полю. Там, на его краю около коляски гуляла с Георгием Катя. На руках она держала полугодовалую Ольгу. Рядом резвились две собаки. Катя была одета не так тщательно, как обычно, да и видно было, что она уже не следит, как раньше, за своим лицом и причёской.

Увидев Александра, Георгий побежал навстречу, но тут же упал. Александр, спешившись, подхватил его на руки.

   — Вы давно ждёте? — спросил он подошедшую Катю.

   — Я уж стала беспокоиться.

   — Я задержался, составлял вот это... — Он вынул из кармана бумагу, развернул её. Оля тут же схватила её руками.

   — Эй, эй, — засмеялся Александр, — ты испортишь своё будущее.

   — Прочти сам, — сказала Катя. — Она не даст.

Александр отошёл чуть, чтоб Оля не дотянулась до бумаги, и прочёл:

   — Указ Правительствующему сенату. Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне... — он сделал многозначительную паузу, посмотрев на Катю, потом продолжил: — ...даруем мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство с титулом светлейших. Александр. Царское Село. 11 июля 1874 года. — Он опустил бумагу и взглянул на Катю.

Она бросилась ему на шею.

   — Сашенька, Сашенька...

   — Ты довольна?

   — Ольга Александровна, — спросила она дочку, — ты довольна?

Оля заулыбалась беззубым ртом.

   — Довольна, — засмеялась Катя.

   — Но ты заметила тут пропуск? Там должна быть внесена их фамилия. Я хотел, чтобы мы вместе решили — какая?

   — Как какая? Долгоруковы.

   — А почему не Романовы?

   — Почему? Ты же не один Романов, вас вон сколько. А вдруг твои дети и братья не захотят их признать. И отрекутся от них, когда нас уже не будет и некому будет их защитить...

   — Ты права, я исходил из этого же. Но и Долгоруковыми мне не хотелось бы их называть из этих же соображений — у тебя тоже братья и сёстры. И я решил, что лучше будет дать им новое имя, не твоё и не моё.

   — Но тогда получится, что я как бы отказываюсь от них.

   — Смотря какое имя. Ты говорила, что твой род по мужской линии идёт от Рюрика и Владимира Мономаха.

   — Мне папа так сказывал.

   — И так и есть, я проверил. А кто из тех Долгоруковых был самым знаменитым?

   — Кто?

   — Юрий, восьмой сын Мономаха.

   — Который Москву основал?

   — Да. И вот я решил, что мы дадим им имя «Юрьевских». Светлейшие князья Юрьевские — Георгий Александрович и Ольга Александровна. Фамилия от тебя, отчество от меня. И никто теперь не скажет, что у них нет отца.

   — Сашенька... — Катя обвила его шею свободной рукой.

   — Ну раз ты согласна, сегодня же впишу фамилию и отдам Рылееву на хранение.

   — А публиковать ты его не хочешь?

   — Пока нет. Когда придёт время... Но это и не имеет значения. Мне, а не Сенату дано право решать — публиковать указ или нет. Ты помнишь, что я обещал тебе в Бабигоне? — Катя кивнула. — Так вот это, — он сложил бумагу и убрал её в карман, — доказательство, что так оно и будет. А до тех пор молю Бога об одном: не разлучать нас всех ни на день...

7 августа 1876 года. Ливадия. Летний дворец.

Александр стоял у окна спиной к Рылееву и смотрел на море.