Хроника миража

— Твоя дочь еще не больна. Может быть, еще успеем… Ситуация должна быть еще обратимой. Понял?

— Да, да, понял, — кивнул Сергей, успокаивая Чумака, — но я должен вам помочь…

— Себе помоги, — бросил Афанасий Михайлович и резко высвободился, себе и дочери. Приготовься посмотреть ей в глаза, когда _начнется_…

— Нет! Этого никто не может знать! — закричал Сергей.

— Я знаю, — с пророческой убежденностью сказал Афанасий Михайлович, будто загораясь изнутри. — Я _шестерым_ предсказал. Всем шестерым в нашем поселке.

«Но в поселке было семь случаев гемосольвии!» — хотел крикнуть Сергей, — и вспомнил: _первой_ была Оксана, дочь Панаса Михайловича.

Несколько секунд они молчали, напряженно глядя друг на друга. А за широкими окнами светало, и уже можно было различить скалистый мыс, уходящий в море, белые барашки наката, извечно бьющего у берега. Скоро будут видны ленивые водовороты над водозаборником, далеко слева, и упругий водяной бугор далеко справа, там, где вырывается из невидимого жерла отработанная вода.

— Рано или поздно все вернется в Океан, — сказал Чумак _разумным_ голосом, — только между «рано» и «поздно» лежит смерть.

— Не в этом дело, — отозвался Сергей, и собственные слова показались ему идущими издалека, — мы можем и не знать, _отчего_, за какое действие приходится расплачиваться.

— Те шестеро… Я их предупреждал, — заговорил Чумак, — они поверили, да только что могли поделать? А Ковалев — он мог, он на Установке работает, да не захотел. Было еще не поздно — а не захотел поверить. А обратной дороги нет.

Глаза Чумака вдруг потускнели; он прервал себя на полуслове и забился вглубь кресла, будто старался отодвинуться от какой-то опасности. Воцарилась пауза, и в ней собственные мысли — может, неожиданные, а может, закономерные, — показались Острожко как бы звучащими:

«А с чего вообще я занервничал?»

Сергей внутренне _остыл_, и все мысли стали иными: спокойными, четкими, уравновешенными.

«Разве можно верить сумасшедшему на слово? Сходство формул крови больных с океанскою водою? Но _сходство_ было и раньше, до включения диализаторов. И сходство — не совпадение. Надо проверить. Сличить документально.

Корреляция распространения гемосольвии с мощностями Установок? Но это само по себе ничего еще не доказывает. Мало ли какие процессы укладываются в одинаковые графики. И совсем не исключено, что на самом деле корреляции нет, она существует, только в помутившемся сознании Чумака.

_Шестерым предсказал_? А предсказал ли в самом деле? А может, просто уверил себя, что так и думал, что предчувствовал, что знал заранее, а на самом деле это лишь послечувствие? Так ведь срабатывает зачастую даже здоровое сознание, а уж поврежденное…

Если нет ничего, кроме горячечного бреда, и он, Острожко, станет посмешищем всего мира?

Но если…

Стоп. Можно проверить. Прямо сейчас проверить одно из утверждений Чумака, быть может, самое важное…»

Сергей подошел к пульту и поднял трубку городского телефона. Пробежал по клавишам, набирая запрос в справочной, а затем, считав ответ с мини-экранчика, набрал номер. Краем глаза он следил за Чумаком.

Афанасий Михайлович сидел неподвижно, как бы а беспамятстве. В трубке раздались длинные гудки. Еще не время для телефонных звонков, но Игорь Ковалев, институтский приятель, простит. И если он сейчас скажет, что не приходил к нему никакой дядько Панас, и сынишка здоров, то…

— Женя? — сказал в трубку Сергей, — прости, что не вовремя. Но мне надо срочно переговорить с Игорем, это Сергей Острожко…

…Наверное, пять минут Острожко сидел неподвижно, сжимая трубку во влажной ладони.

Мир рушился, раскалывался, и обломки падали на могилу Игоря Ковалева, покончившего жизнь самоубийством три часа назад, и на будущую могилку их Тарасика. Шестилетнего Тарасика, которому вчера поставили окончательный диагноз. Приговор. Гемосольвия.

«Все действующие знали в глубине души, что расплачиваться придется если придется, — только другим. Что их самих ждут только награды, а все неприятности — другим, дальним. И можно вообще не задумываться, соблюдать Инструкции, не задумываться, прав ли ты и призовут ли когда к ответу тех, кто этим самые инструкции выдумал, кто указал такой путь. Быть исполнителем, быть до конца человеком, останавливать свой разум перед ненужными, невыгодными мыслями и догадками».

— Смерть, смерть, — вдруг забормотал Чумак, бледнея, — роду человеческому погибель… Ты должен… Тебя послушают… У нас только один шанс… Может, простят…

И замолк.

«Не простят», а «простит», — промелькнуло у Сергея. Он встал и, не оглядываясь, подошел к главному пульту управления стеллатора.

Опытный оператор, один из самых лучших здесь, на Сарыче, он _подготовил схему_ всего за десять минут.

Критический режим. Еще одно переключение — и процесс станет необратимым. Только и радости, что всем будет возможность эвакуироваться: мощность нарастает неудержимо, но постепенно, пока наконец рукотворное солнце вырвется из-под земли…

Стоя у пульта, Сергей пообещал: