Хроника № 13 (сборник)

Легкий, приятный азарт игры, обмен шуточками, несерьезные споры партнеров и противников, сдобренные взглядами, а иногда и легкими касаниями личного характера, – вот за что все так любили пятницу, так ждали ее, приучив всех к этому распорядку. Лиза раз и навсегда сказала своему бойфренду, что пятница в этом странном учреждении издавна авральный день, горячее подбивание недельных итогов, никто раньше десяти не уходит, Ирина и Влад тоже ссылались на обязательную с незапамятных времен пятничную переработку, Павел не считал нужным отчитываться перед своей подругой-соседкой, а Борису Соломоновичу и Марине отчитываться было и вовсе не перед кем. Если кто-то из домочадцев что-то подозревал, он всегда мог позвонить не по мобильному обманчивому телефону, а по рабочему, верному, который никуда с собой не унесешь, – и убедиться, что все в порядке, все действительно на работе, а не где-то.

Дополнительное осложнение: в этот день Павел, Ирина и Влад приезжают не на своих машинах, а общественным транспортом, но и тут у них есть объяснение для домашних – в пятницу идет отгрузка продукции, занята вся территория, включая автостоянки сотрудников, негде поставить машины, что поделаешь, всем приходится терпеть эти неудобства. Борис Соломонович остается здесь спать в секретной каморке одного из зданий, ему это даже нравится, а остальных до метро подвозит непьющая Лиза или они вызывают такси.

Эти невинные уловки еще больше сближают дружный коллектив, все чувствуют себя отчасти заговорщиками, что придает их посиделкам особую остроту и пряность.

Пятничные вечера стали настолько привычными, что даже во время отпусков все вспоминают о них с грустью, мысленно желая оказаться сейчас хоть на несколько часов там, среди своих дорогих друзей, которые сейчас небось коротают время за нудным дураком, но при этом не скучают, посмеиваются, подкалывают друг друга, Марина делает вид, что обижается и сердится, Борис Соломонович выдает саркастические реплики, Павел смешно вдавливает пальцы в свою облысевшую голову, как бы стимулируя мыслительный процесс, Влад вечно недоволен картами, а Лиза то и дело повторяет: «Все, я пропала!».

Кажется, что такого в этой фразе, но вы не слышали ее живьем, не видели, как Лиза морщит свой симпатичный носик и по-детски надувает губы, как увлажняются ее глаза, будто сейчас расплачется, все это страшно смешно и ужасно мило, всем в этот момент хочется, как и Павлу, взять ее на одну ладошку, а другой прикрыть.

Мешает также летний дачный сезон: дачи есть у Ирины и у Павла, Марина должна помогать матери на ее участке, Лиза своим родителям, это ломает график, но московское лето, к счастью, короткое, с первыми дождями и похолоданиями все возвращается на свои места.

Но вот произошло событие: назначили нового начальника вместо вышедшего на пенсию Локошина, человека болезненного, анемичного, просидевшего здесь ради пенсионной выслуги три года и не оставившего о себе доброй памяти. Но и дурной тоже.

Марина, чаще других бывавшая на предприятии, уже знала, кто ожидается: некий Дымшев. Около сорока лет, внешность – ничего особенного, главное – он переведен сюда с понижением за какую-то провинность чуть ли ни из министерства.

– Сидел где-нибудь в высотке на сороковом этаже, смотрел оттуда орлом, а его спихнули на самую землю, вот он на нас теперь отыграется! – предвещала Марина.

– Нас ущипнуть не за что, – успокаивал Влад.

– Дымшев – то же самое, что и Дымшиц, – вслух размышлял Борис Соломонович. – Ох, не люблю евреев!

Все рассмеялись, оценив шутку Бориса Соломоновича.

– А что в них плохого? – подыграла Лиза, округляя глаза.

– Как тебе сказать, дитя мое. В них, если в общем, ничего плохого, вернее столько же, сколько и во всех. Но еврей-начальник – это…

– Что? – заранее смеялся Павел.

– Да ничего, – развел руками Борис Соломонович. – Это и плохо! Я знаю, если сравнить с армией, что такое сержант-хохол, старшина-татарин, а уж что такое лейтенант-грузин, о, это песня, лейтенант-грузин – это праздник, который всегда с собой! А вот что такое сержант-еврей, или старшина-еврей, или даже лейтенант-еврей, я сказать не могу: во-первых, это в определенном смысле нонсенс, учитывая нелюбовь этой нации к армии, Израиль опускаем по умолчанию, там другое, а во-вторых, и это основное: еврей-руководитель есть загадка и неопределенность. Никогда не знаешь, чего от него ждать. Вот что самое сложное.

– А откуда вы про сержантов и старшин знаете? – спросила Лиза. – Вы разве служили в армии?

– Это так сложно представить? Служил, дитя мое, и не в армии, а во флоте, четыре года! Правда, в береговой артиллерийской службе.

– Правда? А расскажите!

– Обязательно. В пятницу.

Все поняли и согласились: самые интересные разговоры всегда приберегались для пятницы.

Как нарочно, именно в пятницу Дымшев и явился. Обычный мужчина, без признаков национальной принадлежности, светловолосый, очки в дорогой оправе (определила Марина, разбирающаяся в этом), костюм и туфли из Европы (тоже авторитетное свидетельство Марины).