Хроника одних похорон

- Я давал Грише часы... тогда... весной... Увидел их на мне и загорелся. Вы же знаете, как он всегда загорался, - поспешно пояснил друг детства.

Мать молчала.

- Вон и Катя подтвердит, что это мои часы... Я бы ничего, но они почти тысячу двести... не рублей... - Фридман, испытывая жуткое неудобство, оглянулся на вдову.

Мать наконец поняла.

- Вот оно как... Нет уже твоих часов, - сказала она.

- Как нет? - растерялся Фридман.

- А куда ты смотрел, когда прощался?.. Куда? Знала я, что они твои? Я их уже после морга ему надела, чтоб не сняли... Ты сколько раз к гробу подходил? Завела я их еще...

Фридман покраснел. "Как это все нелепо. Эта смерть, мои слова и то, как мы себя ведем... Как нелепо! Как я нелеп!" - подумал он.

Он хотел уже отойти, как вдруг к нему боком подскочила раскрасневшаяся вдова. Видно было, что она выпила лишнего и душа просит ссоры.

- Что этот хочет? - задиристо спросила она у матери.

- Ничего, я так, - с тоской сказал Фридман.

- Часы ему... Позолоченные. Говорит, что его, - через голову друга детства сказала мать.

- Вот пристал со своими часами!.. Гад ползучий! Обокрали его!.. Про часы вспомнил... Что теперь: откапывать? Мы откопаем: только скажи! Не хочу, чтоб он в мерзких твоих часах! - вдова замахала руками, разжигаясь еще больше.

- Не надо! Да я разве о том... - пискнул Фридман, но его никто не услышал.

Вдова метнулась к двери, за которой на площадке курили мужчины.

- Слушайте меня, да перестаньте вы курить! - закричала она.

К ней удивленно повернулись.

- Есть тут мужчины? Мужчины есть? - снова крикнула она.

- Ну... Чего?

- Дайте кто-нибудь денег! Дайте этому денег за его часы! Он хочет, чтоб откапывала Гришунчика! Я такая: я пойду, я откопаю... Иди, иди, не прячься! -с ненавистью выкрикивала вдова и, вцепившись в рукав, вытаскивала на площадку Фридмана.

- Да не надо! Не надо мне ничего! У нее истерика, разве не видно! восклицал тот, выдергивая руку.

- Нет, надо! Надо откапывать! Не хочу быть должна такому... Всё бери! На! - вдова вдруг стала дергать обручальное кольцо. Кольцо застряло на костяшке, но она всё равно сдернула его и бросила. Кольцо запрыгало.

"Зачем? Зачем? Господи!" - обреченно мелькнуло у Фридмана.

- А ну иди сюда! И-иди! - Шкаликов - взбудораженный, громовержущий, хриплый - признак надвигающегося запоя - одной рукой пригреб его к себе за шкирку, а другой стал рыться у себя в карманах, комкая деньги и засовывая их другу детства за шкирку.

- Вот, еще вот... А черт... упало... подними...

- Да не надо мне ничего! - тонко крикнул Фридман и стал бросать деньги на пол, но его придержали и затолкали-таки бумажки за шиворот.

- Верни только! Убью!

- Вызывай лифт!

Толкая Фридмана в кабинку, Леванчук не удержался и дал ему по шее. При этом сам поскользнулся и упал. Шкаликов его поднял и оттащил. Лифт уехал.

Вскоре к шоссе, где можно было поймать такси, плача и размазывая слезы, шел страдающий Фридман в домашних тапках. И мерещилось ему, что слышит он, как тикают в гробу погребенные часы Seiko.

Тик-так... Тик-так...

2001