Хроника парохода «Гюго»

— Попросите. Чего не бывает, если желать по-настоящему... — Вера вдруг замялась. И потом: — Мне пора. И... можно мне вас поцеловать? Вы удивлены? По-сестрински, честное слово. Нам ведь помешали.

Странно, как все странно! Полетаев наклонился к ней. Теперь он уже ни о чем не думал, радовался лишь самой вот этой секунде жизни, прикосновению холодных на предутреннем воздухе губ Веры.

Он не думал ни о чем и когда хлопнула за нею дверь, и когда направился вниз по склону сопки, навстречу туманно светившимся огням порта. Только на пустынной главной улице, на трамвайных путях вдруг остановился, как бы наткнувшись на невидимую преграду.

— Черт побери, — сказал он вслух. — А про Реута так ничего и не узнал. Кто он все-таки ей?

И вот письмо, то самое, из-за которого он так взволновался, стал мерить шагами пустынную рулевую:

«Дорогой капитан, наша ночная прогулка стоила мне крепкой простуды. Теперь, правда, легче, но вы все же не сочтите за лишнее проведать больную. Дом, надеюсь, запомнили, а номер квартиры не требуется — покажут.

Я слышала, что тот матрос, которого мы повстречали ночью, Щербина, у вас на «Гюго». Вы, оказывается, умеете выполнять просьбы. Жду, что выполните и эту, придете.

Да, вот еще что. У вас было смешное, такое милое непонимающее лицо, когда вы слушали мою перебранку с Зубовичем по поводу вашего старшего помощника. Сообщаю для ясности, что Вадим — мой муж.

Жму руку, а если позволите, целую по-сестрински.

Вера Реут».

Два последних слова все и перевернули. Оказывается, позарился на чужую жену, мало того — жену ближнего, и какого — своего старпома. Теперь, разговаривая с Реутом, стоя рядом с ним на мостике и сидя за обедом, придется всегда помнить, что он ее муж.

«Он муж, а кто же тогда ты сам? — подумал Полетаев и остановился посреди рулевой, потрогал рукоять неподвижного штурвала, словно хотел перевести судно на другой курс. — Ты кто, если тебе присылают письмо, приглашают проведать и ты рад этому, готов хоть сейчас бежать в домик на сопке?..»

Ответить себе он не успел. На трапе, а потом в коридоре послышались шаги, в дверь его каюты постучали, и он поспешно отозвался:

— Я здесь!

Прошел из рулевой рубки в каюту и первым уселся у стола, указав вошедшему следом за ним помполиту на узкий, обтянутый кожей диванчик. Потом вежливо улыбнулся:

— Хорошие вести?

— Отличные, Яков Александрович! Сначала сватали на «Суворов» механиком, потом уговаривали у нас остаться, но я — железно. Вот выписка из приказа.

— Ну что ж, поздравляю. — Полетаев старался подделаться под ликующий тон собеседника, но у него это не выходило. Он был раздражен сказанным, хотя пришедший ничего нового ему, в сущности, не сообщил.

Первой же береговой новостью, полученной после рейса, когда Полетаев вошел в подъезд пароходства, первой служебной сенсацией была весть о том, что на всех судах торгового флота временно ликвидируются должности помощников капитанов по политической части. И пока шли об этом разговоры, пока все гадали, как же получится — без помполитов, кадровики заполняли фамилиями пустующие графы судовых ролей, радуясь свалившимся точно с неба специалистам, и ожесточенно воевали с теми, кто вопреки морфлотовской дисциплине требовал направления в военкомат. В числе немногих, кому удалось этого добиться, оказался сидевший в каюте бывший помполит «Гюго», а теперь находящийся в распоряжении Владивостокского горвоенкомата старший лейтенант запаса («род войск — ВМФ, состав — политический») Валентин Суханов.

В Сан-Франциско он появился на «Гюго» среди самых первых и как-то незаметно избавил Полетаева от тысячи хлопот, неизбежных в то время, когда на борту нового, еще незнакомого с океанской волной парохода собирается экипаж тоже новый, из людей разных и незнакомых. «Гюго» был уже принят от морской комиссии США, но требовались доделки в машине, и Суханов проводил внизу, у котлов, по две рабочие смены, восполняя временную недостачу механиков. А когда механики появились, так же спокойно занялся прилаживанием на место множества мелочей — от вилок и ложек для столовой и кончая краской, тросами, талями и прочими подробностями боцманского хозяйства. Тогда-то Полетаев и проникся доверием к Суханову, убедился, что помполит из тех людей, которые вместо «Вперед!» всегда командуют «За мной!».

«Наверное, я досадую на приказ оттого, — подумал Полетаев, — что мне было чертовски приятно, когда этот парень был рядом. Да, приятно».