Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси

Верования старой Литвы о судном дне. А паны и бояре, стоявшие рядом, бросали в огонь рысьи и медвежьи когти, потому что верили в судный день, на котором все умершие должны были вернуться к новой жизни, а один из их богов (которого не знали, только в него так верили), всемогущий и наибольший над всеми другими богами, должен был судить добрые и злые дела всех людей, сидя на высокой и страшной (przykrej) горе, на которую, верили, трудно влезть без когтей рысьих и медвежьих. Об этом боге думали так же, как афиняне о боге огня (Atenienses de ignolo Deo). Но о том уже пространно поведано выше, в описании различных идолопоклонств русских, польских и литовских. Вот таким способом отца [своего] Свинторога, великого князя Литовского, сын [его] Гермонт отправил на тот свет с помощью огня, а кости, собрав, заколотили в гроб и потом на том месте насыпали высокую могилу.

А тот способ и обычай сжигания трупов на месте погребения Литва узнала от Палемона или Либона и других занесённых в эту страну римлян, которые тоже привыкли жечь трупы умерших. Римляне же и другие итальянцы сберегли этот обычай, взятый от Энея Троянского. Ибо и троянцы и все греки трупы всегда сжигали. О чём найдёшь у Вергилия (Энеида, 6), где начинается: Itur et antiquam silvam stabula alta ferarum и т. д. И у Теренция (Terentius in Andria), Ливия, Овидия и др. А Гомер в таких прекрасных словах описывает погребение Патрокла, любимца Ахиллеса, убитого Гектором (Илиада, кн. 23):

Те лишь остались, кто должен участвовать был в погребенье.

Сруб они вывели в сотню ступней шириной и длиною,

И на вершину его мертвеца положили, печалясь.

Много и жирных овец, и тяжелых быков криворогих,

Перед костром заколов, ободрали. И, срезавши жир с них,

Тело Патрокла кругом обложил Ахиллес этим жиром

От головы до ступней; на костер побросал он и туши.

(Тот же [обычай], когда побитую скотину сжигали с трупом, сохранили и литовцы)

Там же расставил сосуды двуручные с маслом и медом,

К ложу их прислонив. (И мёд на огонь лили и ставили)

Четырех лошадей крепкошеих (кони отборные)

С силою бросил в костер, стеная глубоко и тяжко.

Девять собак у стола Ахиллеса владыки кормилось;

Двух из них заколол Ахиллес и туда же забросил (пара борзых);

Также двенадцать отважных сынов благородных троянцев

Острою медью зарезал, свершив нехорошее дело ³⁴.

(Всё то же самое проделывали и литовцы, когда вместе со своими убитыми часто сжигали крестоносцев, [принося их] в жертву).

Погребение же Гектора так описал жалостливыми стихами:

В повозки волов тяжконогих и мулов

Стали они запрягать и пред городом быстро собрались.

Девять дней подвозили несчетное множество леса.

Вместе с десятою свет приносящею смертным зарею

Вынесли, горько рыдая, отважного Гектора тело,

Наверх костра положили и снизу подбросили пламя.

Рано рожденная, в небе взошла розоперстая Эос.

Люди сходились к костру, на котором покоился Гектор.

После того как сошлись и большая толпа собралася,

Первым же делом вином (а литовцы мёдом) искрометным костер загасили

Всюду, где сила огня сохранилась. А братья с друзьями

Тщательно белые кости героя средь пепла собрали,

Горько скорбя и со щек обильные слезы роняя.

В ящик потом золотой (а в Литве из отборного дуба) те кости они положили,

Их покрывши пред тем пурпуровой мягкой одеждой.

Тотчас спустили в могилу глубокую, после того же

Поверху часто камнями огромными плотно устлали.

Сверху насыпали холм ³⁵.

А то, что собственно греческие и троянские погребения схожи с литовскими, я изложил также и в других книгах, поведав о том в стихах, по стихам Гомера собственными стихами.

Римляне тоже сохранили этот обычай сжигания трупов; так, если опустить других историков, Сервий Сульпиций пишет Цицерону (Письма, кн. 4) о погребении благородного римского патриция Марка Марцелла, предательски убитого в Афинах Магием Хилоном, в таких словах:

«Похоронить его в черте города Афин уговорить не могли, ибо до этого такого никому не позволяли, однако в какой захотим школе или коллегии нам разрешили его похоронить и прочее. Nos in nobilissimo orbis terrarum gimnasio Academiae locum delegimus, ibique eum combussimus. Подумав, сказали выбрать место в наизнатнейшей всего мира школе в Академии и там его сожгли, а потом хлопотали, чтобы ему на этом месте афиняне поставили мраморную гробницу». То же через несколько месяцев находим у римских и греческих историков и т.д.