Хроника потерянного города. Сараевская трилогия

Взяв отчаянно высокое «до», кларнет пробил пелену времени, а впавший в прострацию Боб выскочил из «Хан Марджана» и неожиданно оказался не только в настоящем времени, но и в «Югославии». С удивлением он обнаружил, что на танцевальном ринге осталось всего три пары. Он не заметил, как выбыли другие танцоры, а вокруг танцплощадки столпилось много народу; в первых рядах стояли его друзья, болевшие за них что было сил. Он видел, как несчастные беженцы в подаренной одежде с чужого плеча пританцовывали на самом краешке освещенного круга, словно болельщики, поддерживающие своего изможденного марафонца на последних километрах трассы, умоляя его выдержать еще немного и не рухнуть перед самым финишем. Слишком долго они проигрывали, и только проигрывали. И вот наступил крайний срок, когда кто-то из них прервет наконец, пусть даже на ничего не значащем танцевальном марафоне, бесконечную цепь поражений. Друг Бобовой молодости, Чоркан[13], член жюри от публики, поднял вверх оба больших пальца, призывая его выдержать до конца. Губы его приоткрылись от напряжения и восторга. Знаменитый на весь город дамский угодник, которого война застала в сербской части Сараево, где он жил, имел тайную любовницу в мусульманском квартале. Когда в городе начались первые стычки и выросли баррикады, он воспользовался этим как редчайшей счастливой возможностью и объяснил жене (которая измучила его своей ревностью), что его мобилизовали, и в связи с этим он будет некоторое время отсутствовать. В общей неразберихе, благодаря многочисленным знакомым по ночной жизни Сараево, он пробрался на другую сторону, оказавшись в тайном любовном гнездышке. Он полагал, что весь этот хаос продлится несколько дней, пока не остынут горячие головы. Какой прекрасный случай для влюбленного на стороне! Его не интересовала ни политика, ни история, ему нужны были только несколько этих свалившихся с неба дней и ночей без страха быть застуканным знакомыми или женой. Но заваруха все не прекращалась. Уже никому не удавалось перебраться с одной стороны на другую, а кратковременный счастливый брак, похоже, поднадоел его подруге, которая всеми силами демонстрировала желание как можно скорее избавиться от гостя. Участились полицейские облавы, и прятать в доме незарегистрированного мужчину становилось все опаснее. Кроме того, наступило известное пресыщение. Одно дело – короткие тайные встречи, украденные у наскучившей семейной жизни, и совсем другое – жизнь вдвоем с пробуждением в общей кровати, с привычками, о которых партнер ранее и не подозревал, без походов в хорошие рестораны, где теперь разные вооруженные формирования разместили свои штабы. Деян Чорович, по прозвищу Чоркан, был одним из главных инженеров сараевского «Водоканала», часть канализации которого он проектировал лично. Он решил пробраться на другую сторону под городом. Простился с любимой, которая с облегчением опустила над его головой крышку канализационного люка. Брел по пояс в вонючей жиже, в которой плавали крысы, проползал сквозь осклизлые трубы и преодолевал смердящие туманные скопления, вдыхал аммиачные испарения и через два дня хождений и плутания по боковым ответвлениям вышел на сербской стороне с привычным чувством вины, возникавшим по утрам, когда он возвращался домой, придумывая самые невероятные оправдания своего долгого отсутствия. Но теперь нужда в оправданиях отпала. Небоскреб, на верхнем этаже которого была его квартира, лишился двух последних этажей, а фасад, утративший все стекла, стал черным от нестихающего пожара. В этом доме больше никто не жил. Он расспрашивал о жене в подвалах и укрытиях, а люди бежали от него, не выдерживая смрада, источаемого его одеждой. Никто ничего не мог сказать ему. Несколько дней спустя, одолжив у кого-то одежду, он уехал в Белград. И вот теперь его, представляющего в жюри публику, внезапно, как в раю, окружили красавицы, требуя от него справедливого решения.

«Ностальгия» не прекращала играть, и даже Балканский, почувствовав, что происходит нечто необыкновенное, прекратил бросать в толпу сомнительные шутки и анекдоты.

Это больше не танец. Это стало слишком серьезным делом, подумал Боб, в то время как старая, предательская боль, поднимаясь откуда-то из груди, сжимала ему горло.

Мост через реку Квай