Читаем Хроника предсказанной смерти полностью

Пурисима Викарио рассказывала моей матери, что легла спать в одиннадцать вечера, успев немного прибраться после свадьбы с помощью старших дочерей. Она рассказывала, что в десять, когда во дворе ещё пели пьяные гости, Анхела прислала за чемоданчиком с личными вещами, лежавшим в платяном шкафу её спальни. Пурисима хотела послать ей ещё и чемодан с повседневной одеждой, но посыльный торопился. Пурисима уже заснула, когда в дверь постучали. "Это были три медленных удара, – рассказывала она моей матери, – таких, за какими обычно следуют дурные вести". Она открыла дверь, не зажигая света, чтобы никого не разбудить, и увидела в отсвете уличного фонаря Байардо Сан-Романа в расстёгнутой шёлковой сорочке и штанах с подтяжками от фрачной пары.

"Он был зелёного цвета, словно сонное видение", – говорила Пурисима Викарио. Пурисима заметила Анхелу, стоявшую в тени, лишь после того, как Байардо Сан-Роман схватил её за плечо и вытащил на свет. Анхела была в изодранном атласном наряде и до пояса завёрнута в полотенце. Пурисима решила, что автомобиль перевернулся, и они лежат мёртвыми на дне пропасти.

– Смилуйся, Пречистая Дева. Если вы ещё на этом свете, отвечайте мне, – воскликнула она в ужасе.

Байардо Сан-Роман не вошёл, лишь мягко подтолкнул свою жену внутрь дома, не говоря ни слова. Затем поцеловал в щёку Пурисиму Викарио и сказал ей голосом, полным глубокой горечи, но с нежностью:

– Спасибо вам за всё, матушка. Вы настоящая святая.

Только Пурисима Викарио знала, что она делала два следующих часа, и тайну свою унесла в могилу. "Единственное, я помню, как она держала меня за волосы одной рукой, нанося другой такие неистовые удары, что я подумала – убьёт, не иначе", – рассказывала мне Анхела Викарио. Но даже это Пурисима делала так скрытно, что её муж и старшие дочери, спавшие в других комнатах, ничего не узнали, пока не свершилось несчастье.

Близнецы вернулись домой почти в три часа, по тревоге вызванные матерью. Они нашли Анхелу лежащей ничком на диване в гостиной с лицом, покрытым синяками, но уже без слёз. "Я уже не боялась, – сказала мне она. – Наоборот: мне казалось, что нависшая надо мной смертельная тень рассеялась, и мне только хотелось – поскорее бы всё закончилось – чтобы упасть и заснуть". Педро Викарио, более решительный из двоих братьев, взял её в охапку и усадил на обеденный стол.

– Давай, девочка, – сказал он, трясясь от гнева, – скажи нам, кто это был.

Анхела медлила едва ли дольше, чем было нужно, чтобы произнести имя. Она искала это имя в сумраке, она сразу нашла его между сплетений имён, принадлежавших тому и этому свету, она словно прибила его к стене метко брошенным дротиком, как беззаботную бабочку, чья участь была предрешена с начала времён, произнеся:

– Сантьяго Назар.

***Адвокат настаивал на определении "убийство при законной защите чести", которое было принято судом присяжных, а близнецы под конец процесса заявили, что сделали бы то же самое тысячу раз, будь у них те же причины. Они сами наметили такую линию защиты с того момента, как сдались властям возле церкви через несколько минут после убийства. Братья, задыхаясь, вбежали в дом священника, по пятам преследуемые разъярёнными арабами, и сложили ножи на стол отцу Амадору. Оба были до предела измотаны чудовищной мясницкой работой; их одежда, руки и лица были залиты ещё тёплой кровью и потом, но священник воспринял явку с повинной как весьма достойный поступок.

– Мы убили его сознательно, – сказал Педро Викарио, – но мы невинны.

– Перед Богом – возможно, – сказал отец Амадор.

– Перед Богом и перед людьми, – отвечал Пабло Викарио. – Здесь дело чести.

Более того, когда понадобилось восстановить в памяти те события, поступки братьев предстали гораздо более неприглядными, нежели были на самом деле, вплоть до того, что парадную дверь дома Пласиды Линеро, истыканную ножами, якобы пришлось чинить на общественные средства. В тюрьме Риоачи, где братья провели три года в ожидании суда, потому что у них не было денег на залог, самые старые сидельцы поминали их добрый нрав и сознательность; но никогда не возникало в них и намёка на раскаяние. Но всё равно события выглядели так, словно Викарио не предприняли ничего, чтобы убить Сантьяго Назара быстро и без лишнего шуму, а напротив, сделали всё возможное и невозможное, чтобы кто-нибудь им воспрепятствовал, но не достигли этого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Cronica de una muerte anunciada - ru (версии)

Похожие книги

Музыкальный приворот
Музыкальный приворот

Можно ли приворожить молодого человека? Можно ли сделать так, чтобы он полюбил тебя, выпив любовного зелья? А можно ли это вообще делать, и будет ли такая любовь настоящей? И что если этот парень — рок-звезда и кумир миллионов?Именно такими вопросами задавалась Катрина — девушка из творческой семьи, живущая в своем собственном спокойном мире. Ведь ее сумасшедшая подруга решила приворожить солиста известной рок-группы и даже провела специальный ритуал! Музыкант-то к ней приворожился — да только, к несчастью, не тот. Да и вообще все пошло как-то не так, и теперь этот самый солист не дает прохода Кате. А еще в жизни Катрины появился странный однокурсник непрезентабельной внешности, которого она раньше совершенно не замечала.Кажется, теперь девушка стоит перед выбором между двумя абсолютно разными молодыми людьми. Популярный рок-музыкант с отвратительным характером или загадочный студент — немногословный, но добрый и заботливый? Красота и успех или забота и нежность? Кого выбрать Катрине и не ошибиться? Ведь по-настоящему ее любит только один…

Анна Джейн

Любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная проза / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее