Хроника предсказанной смерти

– Да он даже с парохода не сойдёт. Как всегда благословит и уплывёт, куда плыл. Он этот город ненавидит.

Сантьяго Назар знал, что это правда, но пышность церковных обрядов неотвратимо завораживала его. "Это как кино", – сказал мне он однажды. Его мать, напротив, совершенно не интересовалась приездом епископа и беспокоилась лишь, что сын может промокнуть под дождём, потому что сквозь сон ей послышались раскаты грома. Пласида посоветовала Сантьяго взять зонтик, но тот лишь махнул ей на прощание рукой и вышел из комнаты. Она видела его в последний раз.

Виктория Гусман, кухарка, была уверена, что дождя не было ни в тот день, ни за весь февраль. "Наоборот, – заметила она, когда я пришёл к ней, – припекать стало даже раньше чем, бывало, в августе". Она как раз разделывала на обед трёх кроликов, окружённая нетерпеливо повизгивающими собаками, когда в кухню вошёл Сантьяго Назар. "Он всегда вставал с похмельным видом", – вспоминала без особой приязни Виктория Гусман. Дивина Флор, её едва расцветшая дочь, подала Сантьяго Назару кружку крепкого кофе, сдобренного тростниковой водкой, чтобы поправить самочувствие после бурно проведённой ночи. Огромная кухня, наполненная звуками потрескивающего огня и квохтаньем сонных кур, сидевших на жёрдочках, казалась таинственным чертогом. Сантьяго Назар проглотил ещё один порошок аспирина, сел и принялся медленными глотками пить кофе, задумавшись, не отводя взгляда от двух женщин, потрошивших кроликов возле очага. Для своих лет Виктория Гусман прекрасно сохранилась. Её дочь, ещё по-детски диковатая, казалась, задыхалась от своего бурного роста. Когда девушка подошла забрать пустую чашку, Сантьяго Назар ухватил её запястье.

– Пора бы и объездить лошадку, – заметил он.

Виктория Гусман показала ему окровавленный нож.

– Отпусти-ка её, красавчик, – серьёзно приказала она. – Этого лакомого кусочка ты не получишь, покуда я жива.

Ибрагим Назар соблазнил её в ранней юности. Он любил её втайне несколько лет в стойлах гасиенды и привёз домой в качестве прислуги, когда влечение угасло. Дивина Флор, родившаяся уже от другого мужчины, считала себя предназначенной в наложницы Сантьяго Назару, и эта мысль волновала её прежде времени.

"Не родился ещё мужчина, что был бы ему ровней", – говорила мне располневшая и увядшая Дивина Флор, сидя в окружении детей, рождённых от других возлюбленных. "Он был в точности как отец, – возражала ей Виктория Гусман, – такой же подонок". Но она не могла скрыть внезапного страха, вспоминая, с каким ужасом Сантьяго Назар посмотрел на неё, когда она вырвала из кролика и бросила собакам влажные внутренности.

– Не будь чудовищем. Представь, если бы это был человек.

Виктории Гусман потребовалось почти 20 лет, чтобы сообразить, с чего это вдруг мужчине, привыкшему убивать невинных животных, было так пугаться. "Пресвятой Боже! – испуганно восклицала она. – Не иначе это у него было предчувствие!" Но ко дню преступления у неё накопилось столько старых обид, что она скормила собакам и внутренности остальных кроликов, лишь бы испортить завтрак Сантьяго. Так и застал их оглушительный гудок епископского парохода, разбудивший весь городок.